Илья Зайцев - Астраханское ханство

Публикатор письма Ш. Лемерсье-Келькеже считала этим астраханским ханом Хусейна [Lemercier-Quelquejay 1971: 484], но, как будет видно из дальнейшего, им мог быть и Джанибек.

То, что в тексте имеются в виду именно казахи, а не "казаки", как Думала Ш. Лемерсье-Келькеже, показал А. Исин [Исин 1988: 18].

Сама по себе мысль о возможности объединения Астрахани и казахов крайне интересна. Если такой союз действительно имел место, то он, вероятно, был направлен прежде всего против ногаев. В конце зимы 1521 г. умер казахский хан Касим, и некоторое время престол оставался пустым. В условиях непрекращающихся казахско-ногайских войн казахам был выгоден союз с Астраханью.

Видимо, такое же уведомительное письмо Мухаммед-Гирей посылал и в Астрахань хану Джанибеку. Об этом мы узнаём из донесения некоего Зани Васильева Зудова, бывшего, по его собственным словам, в плену в Астрахани четыре месяца. 10 мая 1521 г. в Москву прибыло его письмо, в котором Зудов писал: "Ино при мне, государь, приходил посол ис Крыма к Азстороканскому царю. А молыл так Зяныбеку царю: меж собою есмя брат[ь]я, что был есми в дружбе с Московским, и он передо мною изменил: Казан[ь] была юрт наш, и ныне он посадил салтана из своей руки, а Казанскаа земля не хотели того, опроч[ь] одного сеитя, да прислали ко мне человека просити у меня салтана, и яз им салтана и отпустил на Казан[ь], а сам иду на Московского со всею своею силою. А хочеш[ь] со мною дружбы и братство держати, и ты б сам пошел на Московского или салтанов послал. И азстороканской, и князи, и земские люди с тобою не хотят, государь, недружбы, все, государь, хотят с тобою дружбы" [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 141—141об.; РИО 1895: 678–679]. И. И. Смирнов расценивал это сообщение как свидетельство крутого поворота, произошедшего в 1519–1520 гг. в отношениях Крыма с Астраханью, который заключался в "переходе от резко враждебных отношений и многолетней борьбы за захват Астрахани к попытке втянуть Астрахань во враждебный Русскому государству блок и использовать ее для борьбы против Русского государства… Эта попытка союза между Крымом и Астраханью, однако, не увенчалась успехом и не отразилась ни на отношениях между Астраханью и Русским государством, ни на крымско-астраханских отношениях" [Смирнов 1948: 36; ср. Pelenski 1974: 34].

Переворот в Казани, в результате которого к власти пришел Сахиб-Гирей, состоялся, по внушающим доверие вычислениям И. И. Смирнова, в апреле 1521 г. [Смирнов 1948: 38]. Принимая во внимание, что письмо З. Зудова в Москву прибыло 10 мая, он должен был написать в Москву о посольстве Мухаммед-Гирея в Астрахань к Джанибеку сразу же после прибытия этого посольства, а значит, состоялось оно скорее всего в феврале-марте 1521 г. [105]

Я не склонен видеть в донесении З.Зудова намеренной дезинформации, несмотря на то что личность Зудова не внушает доверия. Рязанец Зудов, живший постоянно в Азове, еще в 1514 г. получил от московского дипломата М.Ивашова весьма нелестный отзыв: "…по Давидову, двуедушен муж: ухо и око Камалово [106]" [РИО 1895: 90]. Смысла в подобной дезинформации практически не было. Антикрымская и дружественная Москве политика Джанибека была Василию III известна.

Тот факт, что Зудов был в Астрахани в плену, подтверждается письмом азовского бургана (диздара) и кади (судьи) Юсуфа. Его письмо в Москву было доставлено 17 июня. Согласно этому документу, Зудов был кем-то вроде постоянного московского представителя в Азове и был сознательно послан туда Москвой. "Заню Василева послал еси сюда, — писал Юсуф, — и азстороканские беззаконники переимав полоном оучинили, и после он, время оусмотрив подобно, бежал от них, да секнам пришел в Азов…" [РГАДА, ф. 89, оп. 1,ед. хр. 1,л. 141об.].

Азовский кади сообщает и еще одну интересную деталь: "Да посылал еси Хандывендикерю [107]свою грамоту, возвещая ему про Азсторокан, чтоб меж вами дорога ся отворила и мирно б было". Он увещевал великого князя: "…да ещо тобе вспоминаем, штобы еси Хандывикерю о том написал, о своих послех и о поминкех, как азстарханские люди чинят, зан[е]же Хандывькер о том может помыслити и по твоей воле учинити" [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 143]. Речь шла о препонах, чинимых астраханцами посольскому обмену между Москвой и Стамбулом. Московское правительство не замедлило последовать совету азовского судьи. В наказе Третьяку Губину, который отправлялся в Стамбул, чтобы поздравить Сулеймана (Кануни, или, как его принято называть в европейской литературе, Великолепного, 1520–1566) с восшествием на престол, была предусмотрена следующая ситуация: "А учнут говорити: "послом и гостем ходити на обе стороны меж нас — и на Дону многие люди азъстороканцы, ино послом и гостем ходити нелзе, ино как тог[о] беречи?" И Третьяку говорити: "Коли меж государей учноут послы ходити, и государь наш оустроит своих людей в судех, а велит им на Дону быти, а салтан бы так же устроил людей в судех, колких пригож, на Дону же. Да учинят место на Доноу, где тем людем сходитися: пойдет посол от салтана ко государю нашему, и салтановы люди проводят его посла до государя нашего людей, а государя нашего люди его взем да проводят его до государя нашего оукраины"". Аналогичная процедура должна была осуществляться и в отношении московского посла к султану [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 159-160об.]. Губину следовало также договориться о месте встречи послов с высланным на встречу сопровождением и говорить следующее: "А зде[с] казаки великого князя сказывали, что Доном половина от Азова до украины великого князя — Переволока. Ино на Переволоке прибой людем азстороканским, и тут сходитися людем нелзе. Ино быти съезду на Медведице… И нечто учнут говорити, чтоб людем стречатис[ь] у Переволоки, и Трет[ь]яку говорити: "На Переволоке приход болшим людем азстороканцом, и тут как людем стави-ти?"" [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 160об.-161]. Самым предпочтительным местом, по мнению московских приказных дипломатов, был Хопер, в случае отказа турецкой стороны Третьяку Губину следовало соглашаться на Медведицу.

Были ли препятствия, чинимые астраханцами, сознательным желаем помешать дипломатическим связям Османской империи (сюзерена Крыма, а значит, врага Астрахани) с Московским государством или же диктовались интересами наживы (посольские миссии часто выполняли торговые поручения и нередко сопровождались купеческими караванами либо примыкали к ним)? Скорее всего в политике Астрахани имели место оба момента.

22 апреля 1521 г. в Москву прибывают письма азовских чиновников — кади, "коючного" капудан-аги (начальника корабельной части) и бурган-аги (диздара, т. е. коменданта). В одном из писем сообщались астраханские известия: "Шигим мирзу убили да и орды его взяли, и опят[ь] брат его ногайской Шийдяк мурза Мусофар салтана убил да и семи салтанов с ним, а не осталося ни одного в Азсторокани, да и все свое взяли назад, да и азстороканской улоус поймали, а нынеча толко один город остался" [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 135об.-136; РИО 1895: 675]. Из письма следует, что Шийдяк (Сайид-Ахмед бен Муса) вновь овладел потерянными некогда землями и обрел контроль над астраханским улусом. Фраза "…а нынеча толко один город остался", вероятно, означает, что хан, если он остался в живых (убили ведь как будто бы лишь султанов) контролировал только сам город, даже без окрестностей. Вероятно, конфликт Шигима и Шийдяка (двух братьев) разгорелся именно из-за Астрахани. Если эта интерпретация верна, то в городе остался скорее всего Хусейн, а Джанибек погиб в распре. В источниках есть один не вполне ясный намек на то, что Джанибек оставил астраханский трон далеко не мирным путем.