Илья Зайцев - Астраханское ханство

Видимо, к концу XVII в. название Хаджи-Тархан уступает место более популярному имени Аждархан. В манифесте Петра I употреблена форма اجدرها (без конечного нуна ) [Дорн 1875: 480] (снимок см. [Пятницкий 1928: 137]). Почти в таком же написании (с заменой джима на же — اندرها) название встречается в анонимном османском трактате начала XVIII в. (до 1711 г.) с описанием нескольких черноморских крепостей [Весела 1969: 109]. На османской карте Передней Азии, Черного моря и Каспия времени султана Ахмеда III (1726 г.), хранящейся в Топкапы, среди "царств" или "стран" ( мемлекет ), "подвластных Москве", назван Аждархан [F.R.U. 1941]. В приписке к одному из османских публицистических сочинений 30-х годов XVIII в. Астрахань названа Azdarhan (ازدرهان) kalesi [Орешкова 1996: 147, 130]. В "Тарих-и Муким-хани" Мухаммеда Юсуфа Мунши (начало XVIII в.) сталкиваемся с передачей названия в виде اسرخان [Вельяминов-Зернов 1863: 243], что, возможно, отражает трансформацию уже русского написания топонима. В латинско-турецком словаре, составленном в Астрахани в 1754 г. членами ордена капуцинов Габриеле и Сотером, имеется турецкий эквивалент латинскому: Astrakan, Astrachan (топоним вписан между словами astare и astringens). Мы вправе были бы ожидать передачи местного, татарского названия, однако в словаре употреблена форма, отражающая русское написание и произношение — آستراخان [OP СПбФ ИВ РАН, рук. D 621, с. 39 [290]].

Таким образом, название Хаджи-Тархан можно считать наиболее древним, исконным именем города, появившимся, вероятно, с его возникновением и просуществовавшим до XVIII в.

Название Аждархан, которое мы условно примем за "крымско-османское", возникает приблизительно в начале XVI в. и связывается с легендой о гигантской змее — фантастическом драконе, спустившемся в город.

Наконец, третье название (условно — "персидское") также возникает, вероятно, в первой половине XVI в. и, возможно, связывается с персидским числительным "восемь". Все эти названия (и их варианты) во второй половине XVI в. употребляются параллельно, часто даже в одном тексте, как это следует из документов переписки Селима II. Постепенно осознание тождественности имен исчезает, и в сочинениях различных авторов эти имена приписывают разным городам.

Попытаемся выяснить, каковы были границы Астраханского ханства, или по крайней мере частично определить земли, которыми оно владело.

Л. Е. Вереин определяет границы ханства так: на востоке — по Бузану, на севере — до Сарая, на юге — по Тереку, на западе — по Кубани и до верховьев Дона [Вереин 1958: 11]. Так же считал и М. А. Усманов (см. [Литвин 1994: 108]). Согласно точке зрения венгерского исследователя И. Вашари, основная территория Астраханского государства — земли в междуречье Волги и Яика, естественной границей на юге являлся Каспий, на севере астраханские земли заканчивались чуть выше Укека. На правой стороне Волги астраханские владения ограничивались узкой прибрежной полосой вдоль реки, на юге шли по побережью моря до реки Кумы [Vasаry 1986: 147]. По карте в книге А. Баттал-Таймаса, границы Астраханского государства на востоке находились в междуречье Волги и Яика (ближе к Сарайчику), на севере поднимались почти до Увека и тянулись вдоль левого берега Волги до района южнее Переволоки. На правом берегу ханство владело обширными землями по Каспийскому побережью чуть далее реки Кумы, где граничило с Османской империей [Баттал 1996: 25].

Соглашаясь в целом с утверждениями Л. Е. Вереина, сделаем все же ряд уточнений. Восточную (ногайскую) границу астраханских владений действительно можно определить довольно легко. В 1562 г. в ответ на письмо ногайского мирзы Исмаила с просьбой отдать ему одно из волжских устьев — Бузан — из Москвы писали: "А о Бузане мы сыскивали и нашли, что исстари по Бузан был рубеж астраханский: и ты б велел людям своим кочевать по своей стороне Бузана, а за Бузан не переходить" (цит. по [Соловьев 1960: 489]). Таким образом, в дельте астраханско-ногайской границей был Бузан [291]. Выше по течению границей, вероятно, была сама Волга. Так, А. Дженкинсон, проделавший путь по Волге в 1558 г., отмечал, что вся земля на левом берегу реки от Камы до Астрахани и далее по северному и северо-восточному берегу Каспия принадлежала мангытам (ногаям). Правда, все земли по правую сторону Волги от Камы до Астрахани А. Дженкинсон считал принадлежавшими крымским татарам, что для того времени не может считаться верным [ЧОИДР 1884: 38, 39]. В 1623 г. правую сторону Волги напротив Царевой Протоки Ф.Котов прямо называет крымской [Котов 1623: 31].

Похоже пишет о границах "области Читракан" и Франческо Тьеполо: с востока — Волга, отделяющая ее от ногаев, с юга — Каспий и отроги Кавказа, "с запада — чиркассы, с севера — Кумания. От двух последних она отделена бесплодной степью" [Тьеполо 1940: 332–333]. И. Масса в своем Кратком известии о Московии начала XVII в. определял астраханские границы очень нечетко: "Астрахань… постоянно владела многими землями и странами как по течению реки Волги, так и по берегам Каспийского моря…" [Масса 1937: 23].

В материалах второго, несостоявшегося посольства Ивана III с И. Н. Беклемишевым (февраль 1503 г.) к Менгли-Гирею говорилось, что астраханцы совершили нападение на московского и кафинского послов на Дону. Дон, как видим, выступает в роли некой пограничной реки. В письме азовского бей-кулу Мухаммеда московскому великому князю Василию Ивановичу об этом говорится так: "Послал Саидет-Гирей цар[ь] Бабиш бия азстороканскому царю Усейн Салтану о смирении и о братстве. А молвит так, чтоб еси нагайских мурз не перепустил за Дон на свою сторону, на азстороканскую. Да Агыш бию послал Девлет Келдеем зовут татарина с теми ж речьми, чтоб Агыш бий нагайских мурз не перепустил за Волгу". Оба посла Саадет-Гирея были отправлены кораблями из Крыма в Азов: "…полем… не смели ехати: от натай не проехати" [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 261 об.] (см. также [Дунаев 1916: 57]). Поскольку дорога полем была блокирована ногаями, Саадет-Гирей решил послать дипломатов через Азов, а далее вверх Доном до Переволоки. Однако и Дон, вероятно, был границей достаточно условной (по крайней мере для ногаев). Так, летом 1523 г. И. С. Морозов (посол в Стамбуле) сообщал, что, по слухам, полем пройти было нельзя: "по обе стороны Дону стояли многие нагайские татарове с крымским полоном" [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 257об.].

Насколько далеко простирались границы ханства на юг, сказать сложно. По мнению Тунманна, в начале османского периода астраханские ханы претендовали на кубанские земли [Тунманн 1991: 62]. Тунманн имел в виду, конечно, ханов Большой Орды. В. Е. Сыроечковский считал, что границей Астрахани и ногаев с Крымским юртом был Миус ("Молочная вода") [Сыроечковский 1940: 6].

В наказе Третьяку Губину [292], который отправлялся в Стамбул, чтобы поздравить Сулеймана Кануни (1520–1566) с восшествием на престол, была предусмотрена следующая ситуация: "А учнут говорити: "послом и гостем ходити на обе стороны меж нас — и на Дону многие люди азъстороканцы, ино послом и гостем ходити нелзе, ино как тог[о] беречи?" И Третьяку говорити: "Коли меж государей учноут послы ходити, и государь наш оустроит своих людей в судех, а велит им на Дону быти, а салтан бы так же устроил людей в судех, колких пригож, на Дону же. Да учинят место на Доноу, где тем людем сходитися: пойдет посол от салтана ко государю нашему, и салтановы люди проводят его посла до государя нашего людей, а государя нашего люди его взем да проводят его до государя нашего оукраины"". Аналогичная процедура должна была проделываться и с московским послом к султану [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 159-160об.]. Губину следовало также договориться о месте встречи послов с высланным навстречу сопровождением и говорить следующее: "А зде[с] казаки великого князя сказывали, что Доном половина от Азова до украины великого князя — Переволока. Ино на Переволоке прибой людем азстороканским, и тут сходитися людем нелзе. Ино быти съезду на Медведице… И нечто учнут говорити, чтоб людем стречатис[ь] у Переволоки, и Трет[ь]яку говорити: "На Переволоке приход болшим людем азстороканцом, и тут как людем ставити?"" [РГАДА, ф. 89, oп. 1, ед. хр. 1, л. 160об.-161]. Самым предпочтительным местом, по мнению московских приказных дипломатов, был Хопер; в случае отказа турецкой стороны Третьяку Губину следовало соглашаться на Медведицу.