Саад Шазли - Форсирование Суэцкого канала

К этому времени я встревожился. Положение выглядело более серьезным, чем я сначала предполагал. Я ввел строгие меры безопасности, включая немедленно вступивший в силу запрет на все передвижения вооруженных сил.

16 ноября, после полудня: я приехал в Управление разведки. К моему удивлению, мне показали полные письменные признания генерала Абдель Хабира и подполковника Аделя.

Мне было нелегко присутствовать при допросе находящегося под арестом Абдель Хабира, всего две недели назад моего товарища по работе и старшего командира. Его признание было таким, какого можно было ожидать от храбреца: он брал на себя всю ответственность, явно стараясь спасти других. Я тихо спросил его: — «То, что вы подписали, верно, и вы сделали это по доброй воле?» Так же тихо он ответил: — «Да». Я отозвал военного прокурора в другую комнату: «Как я вижу, генерал Хабир выглядит хорошо» — сказал я. — «Но я должен настоятельно напомнить вам, что абсолютно запрещено применять силу или угрозы. Более того, с ним и его товарищами следует обращаться с полным уважением». Прокурор заверил меня в том, что он против применения каких либо угроз или силовых методов, и что ни то, ни другое не использовалось для получения признаний.

Я перечитал признания. Они были убийственными. Организация планировала нанести удар на прошлой неделе, 9 ноября. Это был день свадьбы моей дочери, и заговорщики знали, что все, кто занимает важное положение, включая президента, будут присутствовать на церемонии этим вечером. Только когда они узнали, какая на церемонии предусмотрена сильная охрана, они отложили осуществление переворота.

Обстоятельства сложились так, что когда вечером я уехал из Управления разведки, мне пришлось направиться еще на одну свадьбу — майора Абдель Мунейма эль-Хони, одного из членов Ливийского революционного совета, с которым я познакомился у Каддафи. Свадебная церемония проходила в Стрелковом клубе у Пирамид. Президент Садат уже был там. Я отвел его в угол и рассказал о последних признаниях. Вскоре он уехал, и хозяин проводил его до двери. Вдруг в комнате раздались голоса: «Президент вас зовет». К тому времени, как я протолкнулся вниз по лестнице, он уже уехал, оставив мне приказ следовать за ним. Даже не сказав ничего жене, я отправился в Гизу и нагнал президента у дверей резиденции. Полчаса мы ходили взад и вперед по ступеням, а президент размышлял вслух.

По-настоящему его беспокоил Садек. Заговорщики не упоминали имени Садека, но было ясно, что они руководствовались его взглядами. Президент задал мне три вопроса. Насколько опасны взгляды Садека? Сколько офицеров их разделяют? И где они? (Все-таки президент сильно полагался на личные советы Садека при назначении на высшие посты).

«Он обманывал меня, рекомендуя людей на посты, — говорил президент, расхаживая туда-сюда. — Насаждал своих людей, убирая соперников». Он обернулся ко мне. «Что ты думаешь о…» и назвал имя офицера, отправленного Садеком в изгнание — на пост военного атташе в европейскую страну. Я ответил, что он был хорошим солдатом. (На самом деле он был командиром бронетанковой дивизии, которому Садек не хотел доверить 100 танков Т-62). «Верни его, — сказал президент. — Завтра же верни его».

Я подумал, что его импульсивность делает честь его сердцу, но не голове. «Г-н президент, — сказал я, — если позволите, я бы посоветовал это на время отложить».

«Почему?» — спросил Садат.

«Генерал Садек обвиняет любого, кто с ним не согласен, в коммунизме, — сказал я. — Я на себе испытал его замечания и инсинуации. Но если мы начнем возвращать людей, в войсках это не поймут. Мы их реабилитируем или возвращаем сюда как подозреваемых в заговоре?»

Президент кивнул: «Ты прав. Давай отложим».

Мы вновь заговорили о принятии необходимых мер безопасности в Египте. Он все еще ходил взад-вперед по лестнице, когда я уезжал, получив его распоряжения. Прошел еще час, прежде чем я смог поехать за женой, чтобы отвезти ее со свадьбы домой.

13 ноября: в разгар всех этих событий мне пришлось уехать в Кувейт на заседание Совета коллективной обороны арабских государств. Только что, убедившись, какой ущерб египетскому обществу наносит бремя непрерывной подготовки к войне, я приехал туда, не имея намерения ублажать тех, которые подталкивали нас к нескончаемой войне, а сами не приносили никаких жертв. В моем докладе заместителя Генерального секретаря Арабской лиги за оборону прямо говорилось о том, что я хотел сказать год тому назад.

Я критиковал нефронтовые государства за их недостаточную финансовую помощь. С 1967 года Египет потратил 4 125 миллионов египетских фунтов, а если прибавить сюда материальные потери, сумма составит 4 500 миллионов. За эти годы мы потеряли 2 882 военнослужащих и гражданских лиц. Валовой национальный продукт Египта (ВНП) составлял всего 26 % ВНП арабского мира, но из него покрывались 50 % всех расходов на оборону. И при этом с 1967 года Египет получил 566,2 миллиона египетских фунтов от Саудовской Аравии, Кувейта и Ливии вместе взятых — всего одну восьмую расходов Египта — без учета потери человеческих жизней.

Нам нужны две оборонные политики арабских стран, сказал я: краткосрочная и долгосрочная. В краткосрочной перспективе несправедливо и недопустимо, чтобы некоторые страны выделяли 22,7 процента их ВНП на оборону, в то время как другие выделяли всего три процента. Каждая из арабских стран должна выделять по крайней мере 15 процентов своего ВНП. Если она не потратит всей этой суммы — потому что ее население слишком мало, чтобы освоить эти средства, или по какой-либо другой причине — она должна перевести избыток в Фонд обороны арабских государств, в поддержку усилий фронтовых государств.

В долгосрочной перспективе, говорил я, если мы не создадим военную промышленность на арабской земле, мы вечно будем отставать от Израиля, как мы отстаем сейчас. Военное производство в Израиле объемом в 90 миллионов американских долларов в 1966 году выросло в пять раз — до 428 миллионов долларов к 1972 году. За тот же период времени производство вооружений в арабских странах, объемом 93 миллиона долларов, вообще не увеличилось.

Чтобы проиллюстрировать существующий разрыв, я заговорил о нашей слабости в воздухе. Я показал, что израильские ВВС способны в день сбрасывать 2 500 тонн взрывчатых веществ. Объединенные ВВС арабских фронтовых государств даже теоретически могут сбрасывать всего 760 тонн. Реальность — небольшая дальность полета большинства наших самолетов, низкая скорость самолетов большой дальности — означала, что на практике даже эта цифра будет гораздо ниже. Без собственной военной промышленности нам никогда не удастся сократить этот разрыв.