Саад Шазли - Форсирование Суэцкого канала

Как мы увидим, во время самой войны все было по-другому. Но опять виноват был Садат. После войны Исмаил, конечно же, сыграл свою роль в кампании Садата по моей дискредитации. Некий английский историк, который после войны взял продолжительное интервью у Исмаила, затем приехал ко мне в посольство в Лондоне и рассказал мне, как ему не советовали упоминать мое имя в присутствии Исмаила. Но без этого оказалось невозможно разумно говорить о войне. Выведенный из себя, Исмаил неожиданно выплеснул всю свою неприязнь ко мне, на грани ненависти.

И все же, в конце концов, он чувствовал свою вину. В 1974 году в последней попытке приостановить развитие рака Исмаил лег в частную клинику в Лондоне. Я приехал навестить его. Он знал, что умирает. Вдруг он сказал: «Я знаю, что ты был предметом злобных и несправедливых нападок. Этого всегда хотел президент. Даже когда мы снимали документальный фильм о войне, президент приказал изъять твое имя и фотографию. Я хочу, чтобы ты знал, что я сказал ему: генерал Шазли принадлежит истории, мы не можем это игнорировать…». Я его успокоил. Я сказал, что Аллаху известны все факты и что происходит в наших сердцах, и говорил то, что обычно говорят умирающему. Затем я уехал, размышляя о том, что делают люди ради преходящей власти, и мысленно молясь о том, чтобы это искушение меня миновало.

Во время первых дней пребывания Исмаила на посту министра возник только один вопрос нашей подготовки к войне, которым он занимался: строительство нашего песчаного вала на западном берегу канала. Наше решение вести огонь прикрытия с западного берега означало, как Васел напомнил президенту во время того печально закончившегося заседания Верховного совета вооруженных сил, что нам нужна более высокая насыпь, чем у Израиля, в качестве платформы для ведения огня. (Мы на самом деле начали возводить песчаный вал в конце 1969 года в противовес израильскому валу, который начал возводиться за 8-10 месяцев до того). Чем выше они насыпали свой вал, тем выше мы воздвигали свой, хотя их насыпь всегда превосходила нашу и была лучше оборудована). За некоторое время до своего увольнения Садек безуспешно просил выделить 23 миллиона египетских фунтов из резервного фонда для завершения работ.

Теперь, через несколько дней после назначения Исмаила, деньги были выделены. К концу 1972 года наши инженерные войска возвели не сплошную насыпь, но 30 отдельных валов вдоль пяти фронтов, 30 метров высотой из 110 000 куб. м. песка каждый. Это были гигантские сооружения, прекрасные площадки для ведения огня нашими танками и установками противотанковых управляемых снарядов на начальных этапах наступления.

29 октября 1972 года, 17:00: Тем временем начался ропот по поводу увольнения Садека. Нам не пришлось долго ждать, чтобы убедиться, что многие разделяли его взгляды. Генерал Саид эль Махи, начальник Управления артиллерии позвонил и сказал, что некий молодой офицер в артиллерийском училище открыто критиковал президента. Начальник училища объяснил собранию молодых офицеров, почему уволили Садека. (Текст краткого объяснения был спешно распространен преемником Садека). «Президент не разбирается в военных вопросах», — сказал один молодой офицер. Всеобщий ужас. Но, когда началось расследование, молодой человек это отрицал — следуя разумному совету с чьей-то стороны, как я полагаю. Его отрицание было принято, и, к всеобщему удовлетворению, инцидент был исчерпан. Но вскоре последовали более серьезные выражения недовольства.

11 ноября, 17.45: меня вызвал президент в Гизу. Туда уже прибыли министр внутренних дел Мамдух Салем и заместитель руководителя Национальной службы разведки Эззат Сулейман. Был раскрыт заговор.

Все случилось несколько дней тому назад, когда капитан Управления разведки наткнулся на что-то такое, что возбудило у него подозрения в отношении некой группы офицеров. Вместо того, чтобы сообщить своим начальникам, он обратился прямо к президенту. Выслушав его, Садат начал подозревать, что сотрудники Управления разведки сами участвуют в происходящем, и обратился в Национальную службу разведки с приказом разобраться. Национальная служба разведки подтвердила, что некоторые офицеры, сторонники Садека, проводили собрания с такими мерами предосторожности, которые не позволили узнать, что там происходило. Полный подозрений, президент решил нанести удар по этой группе до получения доказательств. И вот мы сидели и слушали Эзата Сулеймана, который излагал нам все, что НСР удалось узнать об этой организации.

Даже само название — «За спасение Египта» — говорило об их наивности. По сути, эти люди разделяли взгляды Садека.

Они также полагали, что некая сила пытается подтолкнуть нас к войне, когда мы еще не готовы, что это приведет к уничтожению наших вооруженных сил, к падению режима и политическим волнениям, а там и к появлению в Египте коммунизма и его распространению по всему арабскому миру.

Я с таким анализом был не согласен. Это и была причина моих расхождений с Садеком. Но Садек и я дружили 30 лет, с тех пор, как были младшими офицерами. Я так же не сомневался в его мужестве и патриотизме, как не сомневаюсь и сейчас. Я не одобрял то, что собирались сделать его сторонники, но в душе я был уверен, что Садек не выступает от чьего-либо имени. Я с грустью слушал, как президент Садат стал поносить Садека как марионетку в руках Саудовской Аравии. Садат сказал, что Садек агент короля Фейсала, получающий из его рук деньги, золотые изделия, дорогие подарки и в ответ выполняющий его приказы. Мамдух Салем поспешил подтвердить все, что говорил президент. Я молчал, будучи не в состоянии опровергнуть факты, но про себя вспоминая письмо, которое Садат послал королю Фейсалу всего год назад, прося Фейсала доверять Садеку, как ему самому. Может быть, Фейсал именно так и поступал?

Когда в 22:00 мы втроем покинули Президента, у нас был приказ арестовать и допросить всех подозреваемых. Мы отправились в штаб-квартиру Национальной службы разведки, где я пробыл до 05:00 следующего утра, когда, подписав все ордера на арест участников из числа военнослужащих, я уехал к себе в Генштаб, чтобы поспать пару часов перед началом обычного рабочего дня. Допрос должен был вести военный прокурор, но в помещении Национальной службы разведки.

12 ноября: президент уволил генерала Мехреза, начальника Управления разведки. В ходе допроса в Национальной службе разведки выявились новые имена и потребовались аресты новых военнослужащих. В разгар всего этого мне надо было на два дня уехать в Кувейт на заседание Совета коллективной обороны арабских стран. (Я расскажу о нем позже).

15 ноября, после полудня: когда я вернулся из Кувейта, допрос лиц, связанных с организацией «За спасение Египта», продолжался. (С уходом генерала Мехреза допросы были перенесены в помещение Управления разведки.) И худшее было еще впереди. Позже этим же вечером военный прокурор попросил меня выдать ордера на арест генерала Абдель Хабира, который в последнее время был командующим Центральным округом, полковника Омрана, командира дивизии, полковника Ахмеда Абдель Вахаба, начальника штаба дивизии, и подполковника Махмуда Эсама, командира отряда спецназа. Прокурор сказал, что их имена были названы другими арестованными, их участие не подлежит сомнению. Все они были арестованы вскоре после 01:30 часов.