Саад Шазли - Форсирование Суэцкого канала

К началу июля 1971 года, менее чем через два месяца после моего назначения начальником Генерального штаба, я уже смог представить свои планы проведения ограниченной операции министру обороны и Главнокомандующему вооруженными силами Ахмеду Садеку. Он категорически их отверг.

Он сказал, что эта операция не имеет смысла ни с политической, ни с военной точек зрения. В политическом плане она ничего не даст, поскольку Синайский полуостров останется под оккупацией противника. В военном плане она создаст больше проблем для нас, чем для Израиля. Наши нынешние оборонительные позиции защищены каналом, который является непреодолимым препятствием для проведения противником наземной атаки или десантных операций.

Если мы перенесем наши позиции за канал, мы не только лишимся возможности использовать его как преграду, но будем вынуждены прокладывать уязвимые линии коммуникаций по нашим мостам через канал. Садек был уверен, что когда придет время наступать, наше наступление должно быть мощным и неограниченным: стремительное полное освобождение Синая и сектора Газа с уничтожением сил противника.

Я сказал, что согласился бы с его планом, если бы это было возможно. Но как нам это сделать? У нас не было средств, и я не видел возможности получить их в ближайшем будущем. Садек сказал, что, если Советский Союз поставит нам все, что нужно, мы сможем начать наступление до конца года, а может быть и раньше. Я его оптимизма не разделял. Но, когда я еще раз привел результаты анализа, которые побудили меня предложить план более ограниченных действий, Садек от них отмахнулся. Он попросил меня разработать план освобождения всех наших оккупированных территорий.

Согласиться с ним я не мог. Это было невозможно из-за ограниченности наших ресурсов. А нам потребовалось бы огромное количество техники. Большая ее часть еще находилась в процессе разработки, и Советский Союз не был готов ее нам предоставить. Даже если бы русские поставили нам технику, нам потребовалось бы несколько лет, чтобы ее освоить, особенно в ВВС и войсках ПВО.

После долгих споров Садек пошел на компромисс. На самом деле в глубокой тайне он пошел на два компромисса. Явный компромисс состоял в том, что он согласился с планом наступления, ограниченного захватом основных перевалов Синая в 30–40 км к востоку от Суэцкого канала. Мы назвали этот план «Операция 41». На самом деле единственным достоинством этого плана было то, что его осуществление требовало меньшего количества техники, чем полномасштабное наступление через Синай, так что список поставок, представленный Советам, был менее шокирующим. В этом была суть дела. Подготовка и разработка «Операции 41» должна была проходить при полном участии наших советских советников, чтобы они могли составлять свое мнение о наших потребностях в оружии и технике. Можно сказать, что после стратегических учений мы проводили учения педагогические.

Между тем настоящий компромисс между Садеком и мной заключался в том, что одновременно с планированием «Операции 41» в глубокой тайне от советских советников будет вестись разработка второй операции, «Высокие минареты». В ее основе будут лежать фактические возможности наших вооруженных сил, а не некая воображаемая мощь неизвестного вооружения. В этой операции я ставил задачу ограниченного продвижения на 8-10 км на восток. К сентябрю 1971 года, хотя никто, кроме маленькой группы наших офицеров планирования, не слышал даже названия этой операции, был готов проект плана «Высокие минареты». Это был первый реальный план наступления армии Египта.

К сентябрю 1971 года план «Операции 41» тоже был готов вместе с длинным списком необходимых вооружений и техники. То, что он разрабатывался вместе с советскими советниками, не исключило длительных споров с использованием привычных аргументов: Советы обвиняли нас в преувеличении потребностей, египтяне обвиняли Москву в задержках поставок наступательных вооружений по сравнению с оборонительными. Даже когда президент Садат и генерал Садек в октябре 1971 года посетили Москву и подписали самое крупное соглашение о поставках оружия с Советским Союзом, оно не покрывало все потребности «Операции 41». Даже с поставками самолетов 100 МИГ-21 ФМ и бригады мобильных ЗРК-6, наши силы ПВО все равно оставались бы слишком слабыми, чтобы отражать авиаудары противника при передвижении наших войск на восток за пределами зоны действия наших стационарных ЗРК.

Но к тому времени у меня стало вызывать тревогу поведение президента Садата. Не говоря о нехватке техники, другим сдерживающим фактором было то, что даже при немедленной ее поставке нам потребуется шесть месяцев, чтобы ввести ее в строй, то есть не раньше апреля 1972 года. Начать использовать новые системы вооружения не так просто, как взять нож и вилку и начать есть. Но в своих речах президент Садат продолжал бить в барабаны войны, называя 1971 год «годом принятия решения». После возвращения из Москвы он объявил себя Главнокомандующим Вооруженных сил, чтобы, как он сказал, продемонстрировать решимость начать войну до конца года. Египетские средства массовой информации в своих эйфорических рассуждениях не называли только день и час нашего предполагаемого наступления.

Обеспокоенный всем этим, я обратился к генералу Садеку. «Президент ставит нас в очень трудное положение, — сказал я. — Если мы действительно собираемся начать войну в этом году, он лишает нас любой возможности захватить противника врасплох. Если нет, мы даем Израилю предлог нанести нам удар, или, по меньшей мере, получить еще больше оружия из США». Садек полностью согласился. Он сказал, что говорил на эту тему с президентом. «Я думаю, что президент занимается политическим блефом», — сказал он.

Мне такой блеф не слишком нравился. Для того чтобы нам самим не оказаться захваченными врасплох, когда из политических соображений мы будем вынуждены начать наступление, я начал подготовку к осуществлению операции «Высокие минареты». Но «год принятия решений» ушел в прошлое, и в течение 1972 года мы упорно работали над нашими двумя планами. План «Операция 41» получил название «Гранит 2», но за исключением мелких деталей его задачи, количество войск, направления ударов и т. д. остались без изменений. Столь же незначительные поправки были внесены в план «Высокие минареты».

К началу второго полугодия 1972 года мое мнение о наших возможностях не изменилось по сравнению с 1971 годом. С учетом наших наличных ресурсов «Высокие минареты» был единственным реальным планом. «Гранит 2» оставался планом на бумаге, который невозможно было осуществить при наших ресурсах. Конечно, «Гранит 2» был в некотором смысле привлекательным. Захват перевалов был бы впечатляющей победой. Но три причины, по которым это было невозможно, остались без изменений: ограниченные возможности наших ВВС вести разведку, обеспечивать прикрытие войск с воздуха и поддержку действий на земле, нехватка передвижных ЗРК для компенсации этих недостатков и уязвимость транспортных средств сухопутных войск. Продвинуться на 70 км в пустыню, не решив этих проблем, опять было бы равнозначно самоубийству.