Бэзил Лиддел Гарт - По другую сторону холма

Эта книга как раз и представляет собой плод таких бесед, ведь в ней я объективно, насколько это возможно, постарался передать их собственные слова. Но было бы непрактично передавать их в «сыром», необработанном виде, то есть в виде вопросов и ответов — такая книга заняла бы несколько томов, а читатель только запутался бы в попытках найти истину. Любой опытный следователь знает, что докопаться до истины легче тогда, когда вопросы сменяют друг друга, казалось бы, в произвольном порядке и перепрыгивают с одной темы на другую. Так можно пробить «психологическую защиту» собеседника и косвенным образом узнать, что у него действительно на уме. И именно этот способ позволил мне получить ответы, которые изменили мое первоначальное мнение о некоторых событиях, особенно если эти сведения подтверждались захваченными документами противника.

Разные люди по-разному отвечали на мои вопросы, кто-то из них был честнее, кто-то старался скрыть правду или забывал подробности, как это бывает со всеми. Я заметил, что немцы, как правило, более объективны, чем представители других наций, когда речь идет о профессиональных делах, таких как ход военной операции, что и было основным объектом моих исследований. Более того, многие из них испытывают настоящую страсть к точным цифрам, хотя выводы, к которым они приходят на основании этих фактов, мягко говоря, не совсем логичны. Не будет преувеличением сказать, что такое пристрастие к точным фактам и к фиксированию деталей привело к раскрытию заговора 1940 года и казни многих причастных к покушению на Гитлера. Но с исторической точки зрения это настоящая находка.

В то же время я старался, насколько это возможно, находить подтверждение сказанного тем или иным генералом в других источниках или в беседе с другим генералом. Большинство высказываний в этой книге проверены именно таким образом, а если слова разных лиц расходятся, то это особо оговаривается в тексте.

Естественно, генералы старались показать себя непричастными к агрессии Гитлера, но у них были на то и некоторые объективные основания. Я кое-что знал об этом еще с довоенных времен, причем больше, чем некоторые обвинители в Нюрнберге. Еще до того как заняться послевоенными исследованиями, я знал, что мнение обвинителей основано на ложных предпосылках.

В период между войнами я работал военным корреспондентом, поэтому в силу своих профессиональных обязанностей постоянно следил за развитием событий в Европе, при этом стараясь не упускать из виду происходящее в Германии. Последнюю задачу в значительной степени облегчал тот факт, что мои военные книги пользовались популярностью в Германии, и некоторые из них были переведены на немецкий язык видными военными деятелями.

Мои неоднократные предупреждения об опасности, которую несет нацизм, хорошо известны читателям довоенной поры — как и мое резко отрицательное отношение к политике «умиротворения» агрессора. Я указывал на первые симптомы опасности даже раньше, чем Гитлер пришел к власти. В то же время для меня было очевидно, что немецкий генеральный штаб при Гитлере утратил свое влияние, особенно если сравнивать с тем влиянием, какое он имел при кайзере. Он скорее являлся тормозом к осуществлению агрессивных планов фюрера, чем активным помощником в их осуществлении.

Этот факт подтверждают многочисленные документы, найденные в архивах противника. Еще более отчетливо это выражено в дневниках Геббельса, в которых он постоянно жалуется на генералов и утверждает, что они настроены против Гитлера и против нацистских идеалов.

Настало время глубже осознать то противоречивое положение, в котором они оказались как патриоты, желающие сохранить свою страну, тогда как, с одной стороны, противники требовали безоговорочной капитуляции, а с другой стороны войска были загипнотизированы речами Гитлера, не говоря уже о тайной полиции и обширной сети доносчиков. В своей книге я критикую их за политическую «слепоту», но сомневаюсь, что генералы любой другой страны осмелились бы свергнуть режим, окажись они в подобной ситуации.

Еще более удивителен тот факт, что, несмотря на преданность Гитлеру, эти генералы пытались поддерживать в армии строгий код поведения, шедший вразрез с идеалами нацизма. Это подтверждают и многие из наших солдат, побывавших в плену. Более того, когда я посещал Францию, Бельгию и Голландию, местные жители (даже убежденные антинацисты) мне часто говорили о том, что общее поведение немецких оккупационных войск отличалось в лучшую сторону от поведения войск освободивших их союзников (разумеется, это нисколько не относится к войскам СС). В этом отношении также следует отдать должное немецким генералам, особенно Рундштедту.

За что надлежит подвергнуть генералов критике, так это за то, что они часто закрывали глаза на зверства нацистов, а также за то, что им, за редкими исключениями, недоставало смелости протестовать против того, на что они сами бы не пошли. Тем не менее любое исследование жестоких приказов Гитлера должно подтвердить, что размах зверств нацистов и страдания жителей оккупированных стран были бы несоизмеримо больше, если боевые командиры не старались смягчать эти приказы или немного изменять их по своему усмотрению.

В любой армии мира смелость выразить свой протест далеко не самое распространенное качество среди военного руководства. Многие генералы союзников в частных разговорах со мной жаловались на жестокость союзнических бомбардировок, особенно в тех случаях, когда жертвой становилось в первую очередь ни в чем не повинное гражданское население, но я не знаю никого, кто осмелился бы публично выразить свой протест. Схожим образом закрывали они глаза и на другие примеры проявления «варварства» со стороны союзнических войск. Риск для их личной жизни (разве что вероятность навредить своей карьере) при этом был совсем не сравним с риском, которому подвергались немецкие генералы.

Вольвертон-Парк, Бакингемшир,

июнь 1950 года