Бэзил Лиддел Гарт - По другую сторону холма

При разработке плана высказывались различные предложения. Лично я ратовал за объединение двух танковых корпусов в один кулак, но генерал фон Рейхенау предпочел провести операцию по захвату врага в „клещи“ с двух направлений. Мне кажется, мы продвигались бы быстрее, если бы наши силы были сконцентрированы.

В первые три-четыре дня после начала наступления нам пришлось преодолевать сильное сопротивление на „линии Вейгана“. В итоге решающий прорыв был осуществлен не в нашем секторе, как предполагалось, а на Эне, к востоку от Суассона. После этого ОКХ решило забрать у нас танковую группу генерала фон Клейста и направить на восток для расширения прорыва. Естественно, мы были огорчены, ибо повторялась ситуация, которая уже случилась с нами в Бельгии».

Рассказ о тех событиях продолжил Клейст: «Корпусу Витерсхайма удалось захватить район моста через Уазу у Пон-Сен-Максенса, но наступление Хеппнера задержалось из-за ожесточенных боев к западу от Нуайона. К тому времени в Шампани уже был осуществлен прорыв. Хотя наступление там началось только 9 июня, войска быстро переправились через Эну, и танковый корпус Гудериана проследовал через проход, сделанный 12-й армией к востоку от Реймса. 9-я и 2-я армии также прорвались к западу от Реймса, и я получил приказ выйти из боя, чтобы развить этот успех. Мы совершили длинный переход за линией фронта севернее Компьеня, затем переправились через Эну в районе Суассона, а потом через Марну в районе Шато. К тому времени французы уже отступали, поэтому мы прошли мимо Дижона и по долине Роны до Лиона без задержек. Еще одна резкая смена планов произошла перед завершением перехода, когда корпус Витерсхайма был отправлен обратно на юго-запад, к Бордо, а затем к испанской границе в районе Биаррица».

О том, что происходило во время прорыва через Эну, рассказал Блюментритт: «Во время этого наступления было принято только одно важное стратегическое решение. Когда танковый корпус Гудериана прорвался через французский фронт и вышел в район между Сен-Дизье и Шомоном на верхней Марне, встал вопрос, какое из трех направлений следует выбрать: повернуть ли на восток, через плато Лангра к швейцарской границе, чтобы отрезать французские армии в Альсаке, или лучше двигаться на юго-восток через плато к Дижону и Лиону, чтобы добраться до Средиземного моря и помочь итальянцам перейти через Альпы, а может, повернуть на юго-запад, к Бордо, чтобы отрезать путь французским армиям, отступающим из района Парижа к Луаре и за нее. Заранее были подготовлены три коротких радиосообщения».

В случае если Гудериана направят по первому маршруту, следующая справа танковая группа Клейста, форсировав Эну, пойдет по второму и третьему. К тому моменту французские армии распадались и были почти разбиты, так что немцы могли позволить себе разделить свои силы.

Гудериан уже шел по тылу «линии Мажино», когда 14 июня группа армий «Ц» Лееба вступила в бой, нанеся удар по этому знаменитому барьеру. Примечательно, что немцы не отважились на его прямую атаку, пока он не был ослаблен; даже после этого их попытки носили характер зондирования. Основная атака была предпринята 12-м корпусом Хейнрици (1-я армия) возле Путтлингена к югу от Саарбрюкена, тогда как еще одна атака шла в сотне миль южнее, на участке 7-й армии, где в районе Кольмара она переправилась через Рейн.

Хейнрици сказал мне, что прорыв линии продолжался 12 часов, но в последующей беседе признался, что попытка прорыва была предпринята уже после того, как оборона стала слабее, и французы отступали. «Четырнадцатого мои войска вступили в жестокий бой на двух участках. Пятнадцатого я приказал продолжать атаку, а в полночь мне принесли перехваченное сообщение французов, из которого следовало, что защитникам „линии Мажино“ приказано отступать. Так что на следующий день мы не столько атаковали, сколько преследовали».

События, происходившие в то же время на другом фланге, были описаны Бехтольсхаймом, возобновившим свой рассказ с того места, когда танковый корпус Клейста занял плацдарм за Уазой у Пон-Сен-Максенса, прежде чем его повернули к Эне. «Когда наша пехота пришла на смену танкам и двинулась за Уазу, перед ней встала довольно серьезная проблема — внешняя линия оборонительных сооружений, прикрывавших подходы к Парижу, которые французы построили в районе Санлиса. Генерал фон Рейхенау пребывал в сомнениях, не зная, какой способ их преодоления выбрать, и предпочел обойти их с восточного фланга. Но отступление французов избавило нас от проблем. Когда они покинули Париж, наш корпус справа был передан 18-й армии, только что прибывшей с севера для взятия столицы, а мы продолжили наступление на юг. Переправившись через Сену в районе Корбея и Монтро, мы вышли на Луару. Мосты в Сули и Жьене были взорваны, но мы сумели захватить мост в Орлеане. От Марны до Шер наступление представляло по большей части преследование. Воевали мы не так уж много».

Подводя итоги наступления, Блюментритт сказал: «Серьезные бои шли только при переправе через Эну, которая хорошо охранялась французами. Здесь танковые дивизии двинулись вперед только после того, как пехота форсировала прорыв. Но даже при этом прорваться удалось далеко не сразу. После этого вооруженных столкновений становилось все меньше и меньше. Танковые дивизии устремились на юг Франции без остановок, не беспокоясь о прикрытии своих флангов. Немецкая пехота следовала за ними форсированными маршами, преодолевая по сорок — шестьдесят километров в день, ликвидируя мелкие формирования противника и занимая районы, через которые прошли танки. На некоторых главных дорогах наша бронетехника двигалась мимо длинных колонн французов, не оказывавших никакого сопротивления и следовавших в том же направлении.

На этой стадии люфтваффе тесно взаимодействовало с танковыми дивизиями согласно новой „уличной тактике“. Если какой-нибудь пункт оказывался защищенным, то подвергался бомбардировке, после чего его захватывал передовой отряд дивизии. Основные силы дивизии при этом оставались на дороге, обычно выстроившись длинной колонной (примерно в сотню миль), ожидая, пока дорога впереди будет расчищена. Это стало возможным только благодаря нашему превосходству в воздухе, слабой противотанковой обороне противника и тому факту, что мины тогда использовали еще редко.

В ходе кампании 1940 года французы сражались храбро, но это были уже не те люди, которые воевали под Верденом и на Сомме в 1914–1918 годах. По сравнению с ними англичане казались более упрямыми. Бельгийцы сражались благородно, а голландцы защищались лишь несколько дней. Мы имели превосходство в воздухе и более современные танки, чем французы. Кроме того, немецкие танковые войска были более мобильными, маневренными и лучше показывали себя в ближнем бою. По приказу командира они могли поворачивать в любой момент в бою — французские танковые подразделения не могли этим похвастаться. Они продолжали использовать тактику Первой мировой войны, не имели радиосвязи, и их командиры не обладали достаточной подготовкой. Если им требовалось изменить направление движения, приходилось сначала останавливаться, отдавать новый приказ, а затем продолжать движение. Такая тактика устарела, но тем не менее французы показывали себя храбрецами!»