Олекса Гайворонский - Повелители двух материков. Том. 1: Крымские ханы XV— XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды

Вытеснив ногайские улусы на запад и достигнув берега Волги, казахи остановились и стали разведывать, что за земли лежат далее. Мехмед Герай был начеку. Когда Селим I пригласил его в военный поход против Польши, хан отказался, пояснив причину: «В землях, что были ранее населены племенем ногайцев, которых мы недавно подчинили, обосновались разбойники, называемые казахами, под предводительством своего хана. Они пришли, как бродяги, и встали там, внимательно наблюдая за нами. Если мы предпримем войну против польского короля, то они объединятся с ханом Хаджи-Тархана, который также является нашим давним недругом, и разорят нашу страну». [333]

Казахи еще никогда не встречались в бою с крымцами, и Касым-хан счел за лучшее остаться на месте — тем более, что на территории к западу от Волги он не претендовал.

Теперь, когда в причерноморских степях кочевали десятки тысяч вооруженных ногайцев, обязанных хану своим спасением и подчиненных ему, Мехмед Герай мог гораздо увереннее чувствовать себя в отношениях со своенравной крымской знатью. Хан окружил себя аристократами из племени Мангытов — и теми, которые только что примчались из-за Волги, и теми, что уже давно жили в Крыму. Мангы-ты стали его первыми друзьями и приближенными особами. Даже в соседних государствах стало известно о предпочтениях хана, который «крымских татар перестал любить, а сильнее стал любить ногайских татар, которых у него было множество, держа их близ себя и считая их своими доброжелателями». [334]Естественно, это не нравилось крымским вельможам, но поделать они ничего не могли: объединенные силы крымских и волжских Мангытов не уступали мощи Ширинов.

Укрепив таким образом свои позиции и покончив с мятежом Ахмеда, хан наконец-то смог вернуться к делам Великого Улуса — тем более, что там разворачивались важные события, затронувшие его сводных братьев в Казани.

Мухаммед-Эмин, который в 1505 году восстал против своих московских покровителей, вышел победителем из двухлетней войны и заключил с Василием мир. Внешне мало что изменилось в отношениях хана и великого князя, но на деле Московия лишилась былого влияния на Казанский юрт. [335]В 1516 году Мухаммед-Эмин серьезно заболел — да столь тяжко, что не приходилось сомневаться в скорой кончине хана. Возникал уместный вопрос о преемнике престола. Детей у Мухаммед-Эмина не было, но в любом случае первым наследником хана являлся его младший брат, Абд-уль-Лятиф.

Как уже говорилась, судьба Абд-уль-Лятифа в Московии сложилась трагично: он был отстранен от власти, многие годы провел на положении пленника, и все попытки Менгли и Мехмеда Гераев вернуть его в Крым оказались напрасными. Когда всем стало очевидно, что Мухаммед-Эмин скоро умрет, Василий не посмел в открытую нарушить древний чингизидский обычай и был вынужден публично признать своего пленника наследником казанского трона. Однако князь решил любыми средствами не допустить Абд-уль-Лятифа к власти. Василий ждал случая, чтобы вновь подчинить Казань, и мечтал о таком правителе, который находился бы в полной зависимости от Москвы. Разумеется, непокорный Абд-уль-Лятиф не годился на эту роль, и потому князь готовил казанцам в правители совсем другого кандидата.

Касимовским юртом, бывшим уделом Нур-Девлета, более двадцати пяти лет управляла крымская династия: после Нур-Девлета там правил его старший сын Сатылган, а затем младший, Джанай. Но когда в 1512 году Джанай умер, линия потомков Хаджи Герая в Касимове пресеклась. Желая продолжить ее, Мехмед Герай предлагал Василию в касимовские ханы Сахиба Герая или кого-нибудь из своих сыновей, но тот отдал юрт Шейх-Авлияру — скрывшемуся в Московии после разгрома Орды двоюродному брату Шейх-Ахмеда.

Не вызывало сомнений, что московский князь назло крымскому хану пытается возродить из пепла дом Намаганов, с которым сообща боролись их предки. Мехмед Герай гневно возражал против этого, а крымские Ширины (чьи родичи занимали первые посты при касимовском дворе) заявляли, что пойдут войной на Касимовский юрт и выбьют оттуда ордынскую династию, — но ни хан, ни беи ничего не добились. В 1516 году Шейх-Авлияр умер, оставив трех сыновей-подростков: Шах-Али, Джан-Али и Тохтамыша. Старшего из них князь и вознамерился сделать казанским ханом, но до поры держал свой замысел в секрете. [336]

Что же касалось законного наследника казанского трона, Абд-уль-Лятифа, то в те времена было известно немало хитрых снадобий, позволявших быстро избавиться от неугодных лиц. Почти сразу же вслед за тем, как князь признал Абд-уль-Лятифа будущим ханом Казани и поселил его в Подмосковье, тот скоропостижно скончался от некоей таинственной болезни. Странная своевременность его кончины вызывала подозрения. Стараясь отвести их, слуги великого князя даже допустили к смертному ложу Абд-уль-Лятифа крымского представителя, дабы тот убедился в ненасильственной природе смерти. [337]Как и Мухаммед-Эмин, Абд-уль-Лятиф не имел сыновей: эти два бездетных брата оказались последними представителями династии Улу-Мухаммеда. [338]Теперь наследниками казанского трона по праву становились сводные братья казанских правителей: дети Менгли Герая. Младшего из них, Сахиба, отец с рождения прочил на волжский престол: еще в 1510 году, когда Нур-Султан ездила в Казань и Москву повидаться со своими сыновьями, Менгли Герай отправил с ней и девятилетнего Сахиба Герая, чтобы познакомить беев Казанского юрта с их будущим повелителем. [339]Законность такого порядка наследования не вызывала сомнений, и потому Мехмед Герай открыто сообщил Василию, что после смерти Мухаммед-Эмина в Казань будет отправлен Сахиб Герай. Князь лишь промолчал в ответ, не желая до времени раскрывать свои карты. [340]

В декабре 1518 года Мухаммед-Эмин, обессиленный мучительной болезнью, скончался. Весть об этом быстро достигла Крыма. Сахиб Герай был готов ехать в Казань — но тут в Крыму случился мятеж Ахмеда Герая, и хану пришлось отложить все свои ближайшие планы: и весенний поход на Хаджи-Тархан, и отправку младшего брата на казанский престол.

Тем временем Москва, давно уже поджидавшая этого момента, возвела на казанский трон своего ставленника Шах-Али. Прибыв в Казань под защитой русского военного отряда, тринадцатилетний хан подписал с великим князем вассальный договор. Зависимость Казани от Москвы не только возобновилась, но и значительно усилилась. [341]Крымские послы в Москве возмущались назначением ордынца в казанские правители — но бояре лицемерно разводили руками: мол, мы предлагали татарам в ханы родича Мехмеда Герая, но они отказались и настойчиво требовали себе в правители Шах-Али. [342]

Новый хан вызвал неприязнь подданных при первой же встрече: уродливая внешность юноши — огромный живот, короткие ноги, бабье лицо с длинными ушами — никак не соответствовала народным представлениям о царственном облике. Сами русские тоже потешались над его безобразием, добавляя: «Такого им, татарам, нарочно избрали царя в унижение и насмешку». [343]Очень скоро Шах-Али дал казанцам гораздо более серьезные поводы к ненависти: всеми делами юрта стал заправлять от его имени боярин Карпов, по татарской столице разгуливали отряды русских стрельцов, и все это весьма походило на чужеземное завоевание. Беи попытались втолковать хану, что ему не следует излишне потакать иноземцам — но в результате очутились в темнице, а кое-кто и на плахе. [344]