Олег Чечин - Ради тебя, Ленинград! [Из летописи «Дороги жизни»]

Туман рассеялся, проглянуло солнце. Но его лучи вместо радости принесли всем нам воздушную тревогу. С озера послышался тяжелый гул. Я быстро подала водолазу сигнал опасности и вместе с Верой Чувагиной стала качать помпу.

Но водолаз не торопился заканчивать свою работу на грунте.

— Что он там мешкает? — в сердцах подгоняли мы его. — Сейчас начнется бомбежка!

«Юнкерсы» вынырнули совсем низко в просвет облаков. От воя авиационных моторов задрожали даже деревянные настилы на пирсах. Вскоре послышался свист бомб.

В этот момент из воды показался водолазный шлем. Мне почудилось: бомбы летели прямо на него! Я бросилась к водолазу, чтобы помочь ему снять шлем, но грохот взрыва заставил упасть на пирс. Стена холодной воды обрушилась на меня.

Когда волна схлынула, я вспомнила, что в руке у меня конец сигнальной веревки:

— В озере водолаз! Он погибнет без воздуха! — закричала я и, пригнувшись, побежала по пирсу к помпе. Возле нее лежала растерянная Вера Чувагина.

— Валя, милая! — всхлипывала она. — Давай качать вместе!

Мы вдвоем навалились на помпу. Водолаз снова показался на поверхности. Прячась за пирс от самолетов, он медленно продвигался к нам. Без посторонней помощи ему нельзя было высвободить голову из шлема.

«Юнкерсы» делали один заход за другим. Нам казалось, что они постоянно висели над пирсами. Но мы не сбежали — лишь притворялись мертвыми, когда летчики пролетали над нами. Руки все равно не снимали с помпы. Как только затихала взрывная волна, мы продолжали качать воздух.

Не знаю, сколько времени длился этот налет. Когда он кончился, я никак не могла успокоиться, хотя видела, что водолаз цел и невредим. Мы осторожно сняли с него шлем.

— Спасибо, братишки! — первое, что он сказал нам. Это было сказано так тепло, что у нас обеих сами собой потекли слезы. Ведь мы и вправду человека спасли — своего, ладожского, родного!..

Осенью 1942 года в батальон пришло пополнение — девушки-комсомолки из Ленинградской области. «Старожилы» срочно взяли шефство над новенькими. Впрочем, работу нам дали такую, которую никто из нас не знал, — даже «старушка», 26-летняя Полина Бакунькина. До войны она жила в деревне и была привычна к любому труду. Но валкой леса, как и все мы, Полина никогда не занималась.

Трудно с непривычки спилить сосну. Сначала нужно засечь топором смолистый ствол — низко, под самый комель. Иначе дерево может зажать пилу или, падая, развернуться на лесорубов. Здесь важно учесть даже малейший порыв ветра. Он может по-своему уложить подпиленный ствол или заставить его повиснуть на высоком сколе, словно дуло откатившейся пушки.

Прыгала пила у девчонок — хоть плачь. Не было сил удержать ее ровно. А нормы для нас рассчитывались как для мужчин. Однажды новенькие разревелись, когда зажало пилу. Бригадир Полина Бакунькина не выдержала, крепко отругала их. Слезы от такого разговора сразу просохли. Девчата дружно отжали руками ствол и освободили пилу. Потом научились не теряться, даже когда дерево падало на них.

— Эх, сейчас бы багор! — любила приговаривать наш бригадир, если ствол не поддавался. — Мы бы это дерево вмиг уложили, как фрица!

Все девчата радовались, когда наша бригада впервые выполнила норму! А потом нас стали отмечать и по батальону.

Лес по берегу Ладоги мы заготавливали на сваи. С приходом зимы они пошли на строительство ледово-эстакадной дороги. Но это была не настоящая дорога, хотя по ней прокладывались даже рельсы для поездов. Дорога на сваях через Ладогу должна была убедить фашистов, что командование Ленфронта помышляет только об обороне. Эта уловка удалась. Враг не ожидал наступательных боев наших войск в январе 1943 года.

Во время разметки ледово-эстакадной дороги машина, в которой я ехала, провалилась в полынью. Я сидела в кузове вместе со своими подругами. Мы успели выпрыгнуть, прежде чем полуторка скрылась под водой. Она затонула так быстро, что некоторое время со дна озера был виден даже свет фар.

Нам помогли выбраться из полыньи солдаты шедших сзади машин. Когда на лед извлекли всех, кто держался на поверхности, мы увидели, что среди спасенных нет офицера Гавриленко и водителя Марова. Они сидели в кабине машины.

В эти секунды под водой шла отчаянная борьба за жизнь. Командир и шофер были в валенках и полушубках. Трудно им было выбраться из тесной кабины. Они пытались открыть дверцы, но безуспешно. Маров, собрав последние силы, выдавил стекло. Потом знаком показал, чтобы Гавриленко первым покинул машину. Но у того зацепился за ручной тормоз ремень, на котором висела кобура. Солдат не оставил в беде своего командира, помог ему освободить ремень.

Они всплыли у нас на глазах, поддерживая друг друга. И тут же силы оставили обоих. Но мы успели их вытащить из полыньи. Для Гавриленко «путешествие» на дно закончилось в общем благополучно. Но Маров с тех пор стал опасаться воды — тормозил перед каждой лужей, даже на асфальте. Девчата в шутку называли его Садко и сватали за русалку…

Из батальона в госпиталь приходили коротенькие письма, почти записки. Писать было некогда, нужно было мостить дорогу к Победе. В одной из записок девчата сообщили, что 18 марта 1943 года досрочно закончено строительство нового моста через Неву. Теперь поезда могли ходить в Ленинград даже весной. Я плакала, когда читала об этом.

Здоровье мое пошло на поправку, но выписали меня из госпиталя только в мае. Прошел ровно год, как я записалась добровольцем в армию. А теперь из-за ранения меня признали ограниченно годной и предложили подсобную работу в авиации. Там вроде бы и паек был получше, и нагрузка поменьше. Да сдружилась я на Ладоге с девчатами, не хотелось с ними расставаться. И снова напросилась в свой строительный батальон.

— Никак опять к нам! — удивился старшина Смолин, увидев меня после госпиталя. — Значит, снова хочешь «воевать со слезами»?

Но по тону этих слов я почувствовала, что он обрадовался мне как своему старому фронтовому товарищу. Заставили мы все-таки старшину признать, что из женщины может получиться солдат.

До чего же спать хочется — просто беда! Вот дождусь, когда меня вытащат отсюда, — и сразу на боковую! Выпрошу у командира роты часов восемь, чтобы отоспаться за эти два дня. А пока что спать нельзя! Опасно даже на минуту закрыть глаза. Заснуть — значит наверняка замерзнуть!