Джон Гай - Две королевы

Мария была в смятении. Снова с ее уст слетела фраза, ставшая рефреном ее жизни: «Я бы хотела умереть». Разница в том, что теперь причиной была не болезнь. Как осторожно заметил Дрери, Мария была очень расстроена, «но не болела». Два независимых свидетеля слышали, как она угрожает убить себя. Одним из них был дю Крок, которого Мария пригласила к себе поздно вечером в день свадьбы. «Я наблюдал, — сообщал он Екатерине Медичи, — странную официальность между ней и мужем, за что она извинилась передо мной, сказав, что если у нее печальный вид, то причина в том, что она не желает себе счастья, поскольку оно невозможно, а хотела бы умереть». Два дня спустя, «будучи в гардеробной наедине с графом Босуэллом, она громко крикнула, чтобы ей принесли нож, которым она убьет себя. Находившиеся в соседней комнате слышали ее».

Среди присутствовавших в соседней комнате был сэр Джеймс Мелвилл. Он слышал угрозу Марии. «Или же я утоплюсь», — прибавила она. По свидетельству сэра Джеймса, Босуэлл жестоко обращался с Марией после венчания. Он «обижал» ее всеми возможными способами. «Он был так груб и подозрителен», что ни дня не оставлял ее в покое, вынуждая «проливать потоки соленых слез».

Мы располагаем множеством свидетельств о необузданном характере Босуэлла, однако возможно также, что он рассказал Марии правду — или, скорее, подправленную версию правды — об убийстве Дарнли. В этом случае она чувствовала бы себя преданной тем мужчиной, которому она доверила защищать ее от вечно враждующих лордов и скрепила браком эту его роль защитника королевы. Даже если Босуэлл отрицал или скрывал свое участие в заговоре, в чем не приходится сомневаться, она никогда бы не простила ему, что он не рассказал ей о заговоре до убийства, что разрушило все ее надежды подтвердить свои права на английский престол.

Но на людях Мария вела себя иначе. После венчания она по-прежнему ходила под руку с Босуэллом. Она изящно одевалась и выезжала вместе с мужем на верховые прогулки. 23 мая королева устроила праздник в честь своей свадьбы. В заливе Ферт-оф-Форт была разыграна водная феерия, затем на берегу устроили состязания по боевым искусствам, во время которых Босуэлл участвовал в игре в «кольцо», а отряды солдат разыгрывали сражение. Королевский двор в Холируде выглядел таким же оживленным и веселым, как обычно, но если присмотреться, то бросалась в глаза его малолюдность. Знати почти не было, а залы дворца и двор заполняли в основном солдаты или слуги Босуэлла.

При посторонних Босуэлл следил за собой и обращался с Марией вежливо и уважительно. Дрери сообщал, что он «открыто выказывал величайшее почтение королеве, снимая шляпу в ее присутствии, „чем она как будто была недовольна и иногда сама надевала шляпу ему на голову“». Но наедине Босуэлл становился невыносимым. Мария все еще льнула к нему, отчасти из любви, а отчасти из-за того, что не знала, что ей делать; она неумолимо превращалась в несчастную женщину.

Это было душераздирающее превращение, повлиявшее на поведение самой Марии. Речь ее стала грубее и резче. Когда ей впервые сообщили о конфедерации лордов, она заговорила буквально словами Босуэлла. «Что же до Аргайла, — заявила она, — я хорошо знаю, как заткнуть ему рот, Аргайл просто слабак. Мортон же только что стянул сапоги, и они все еще грязны; его стоит отправить обратно». Мария имела в виду ссылку в наказание за то, что он нарушил данное всего два месяца назад обещание — быть ее верным слугой.

Только один из лордов удостоился того, что сомнения были истолкованы в его пользу. «Что касается графа Мара, — сказала Мария, — то он заверил меня, что будет всегда мне верен». Несмотря на сильное раздражение, которое граф вызывал у нее после недавней поездки в Стирлинг, она считала, что его проступки не соответствуют его характеру, а возможно, даже верила — особенно теперь, когда лучше узнала Босуэлла, — что Мар действовал в интересах ее сына.

Мейтланд и Хантли все еще были в Холируде, но долго это продолжаться не могло. Оба были сыты по горло заносчивостью Босуэлла. Мейтланд, всегда склонный подстраховываться, уже наводил мосты с лордами конфедерации в Стирлинге. Хантли обратился к Марии за разрешением покинуть двор, но королева отказала ему. Внезапно разозлившись, она воскликнула: «Вы желаете последовать примеру своего отца!» Ничто не могло сильнее оскорбить главу клана Гордонов, если учесть, что его семья была уничтожена в битве при Корричи, а он был верен Марии после того, как его призвали на помощь в борьбе с Мореем.

Даже самые верные сторонники Марии больше всего опасались, что Босуэлл стремится к тому, чтобы его официально объявили наместником и защитником Шотландии, а если это возможно, то и королем. По мнению Дрери, Босуэлл собирался объявить себя королем, как только наследник престола окажется у него в руках. Поговаривали, что это будет его следующая большая политическая игра. Не имея официального титула, Босуэлл вел себя как король. 19 мая он издал декрет против фальшивых медных денег, поскольку приток поддельных монет из-за границы выводил из обращения настоящие деньги, в результате чего стало нечем платить жалованье солдатам. Это было разумное решение — в отличие от остальных. 22 мая Босуэлл восстановил старые правила проведения заседаний Тайного совета, когда на отсутствующих накладывался штраф, — так он надеялся вернуть ко двору бойкотирующих Марию лордов. На следующий день он предпринял откровенную попытку приобрести новых друзей. Тайный совет своим указом аннулировал все установленные Марией послабления, позволявшие ее придворным и слугам в частном порядке соблюдать католические обряды. Теперь протестант Босуэлл попытался заключить союз с протестантской церковью. Католическое духовенство просило Марию восстановить мессу, но Босуэлл воспротивился. Он послал за Крейгом, которого недавно грозил повесить, и заверил, что сделает все возможное, чтобы помочь протестантам в их противостоянии с католиками, и даже сам будет посещать проповеди.

Но самым главным фактором была, конечно, военная сила. Лорды собирали войско, приближая скорое начало гражданской войны. 20 мая Марию видели с Босуэллом, когда она горько плакала. Напряжение усиливалось. От своих шпионов Дрери узнал, что королева снова страдает от приступов рвоты. Два дня спустя Мария решила ответить на вызов. Она издала указ, предписывающий собрать войска, чтобы восстановить закон и порядок на границах, однако, как отмечал Дрери, все знали, что речь идет о формировании ядра королевской армии.

Тем временем Босуэлл стремился заручиться поддержкой за рубежом. 5 июня он отправил письма Елизавете, Сесилу и Трокмортону. Послание к Сесилу было выдержано в оскорбительно высокомерном тоне. «Поскольку Бог призвал меня на это место, — писал он, — я от всего сердца желаю, чтобы Вы оказывали мне всякое содействие». Эти слова могли принадлежать Дарнли! В письме к Елизавете Босуэлл выглядел не таким нахальным, но все же излишне самоуверенным. Он сообщал, что знает, какие доклады поступают о нем Елизавете, но заявлял, что подобное дурное мнение необоснованно. Он желает восстановить дружбу с Англией. Возможно, на его месте английская королева предпочла бы видеть человека более высокого происхождения, однако никто так не стремится к дружбе с Елизаветой, как он.