Джон Гай - Две королевы

Получив означенный договор, он начал постепенно раскрывать свои намерения в отношении нас и проверять, можно ли смиренным прошением добиться нашего расположения. Но обнаружив, что наш ответ не соответствует его желанию и рассмотрев все резоны, которые обычно используют люди, чтобы принять решение в подобных делах… он решил не упускать счастливого случая.

Мария отрицала, что ее похищение на мосту через Алмонд было тайным сговором. Она ничего не знала, пока ее не захватили:

Он не бездействовал, а через четыре дня воспользовался возможностью, выпавшей по причине того, что мы тайно направлялись в Стирлинг, чтобы увидеться с принцем, нашим дражайшим сыном, и на обратном пути поджидал нас вместе с большим отрядом и со всем почтением препроводил в Данбар.

Легко представить, как мы восприняли подобное поведение, и особенно с его стороны, поскольку из всех наших подданных мы меньше всего сомневались в нем.

Мария утверждала, что была удивлена и шокирована похищением. По прибытии в Данбар она отчитала Босуэлла за недостойное поведение, однако он начал ухаживать за ней и добился своего:

Там мы укоряли его за неблагодарность, указав, какую честь мы ему оказывали, всегда уважая его, какое расположение всегда проявляли, а также всеми прочими способами увещевали его отпустить нас.

Несмотря на то что мы считали его поступок грубым, его ответ и его слова были кроткими: он будет уважать нас, служить нам и ни в коем случае не хотел нас обидеть. Он попросил прощения за свою дерзость… а затем рассказал нам о своей жизни, сетуя на то, что его врагами стали люди, которых он ничем не обидел, о том, как их злоба всегда преследует его, хотя это несправедливо, о том, какие бедствия они навлекли на него, в том числе в связи с гнусным насилием, совершенным в отношении короля, нашего покойного мужа.

Затем Босуэлл предъявил свой козырь — «договор таверны Эйнсли»:

А когда он увидел, что мы намерены отвергнуть все его просьбы и предложения, то показал нам, чего он добился от всей знати и что они обещали ему, собственноручно подписав договор…

В конечном счете, когда мы увидели, что нет никакой надежды избавиться от него, и что ни один человек в Шотландии не предпринимает усилий для нашего освобождения, и что, судя по их подписям и молчанию, он победил всех, мы были вынуждены умерить свое недовольство и задуматься над его предложениями. А затем [мы] согласились рассмотреть услуги, которые он оказывал нам в прошлом, его предложение быть нам верным и впредь, а также нежелание нашего народа получить иностранца, не знакомого с их законами и обычаями, и то обстоятельство, что нам не позволят долго оставаться незамужней…

Рассказ Марии о двенадцатидневном пребывании в Данбаре глубоко неискренен. Она понимала, что поступает дурно, вступая в любовную связь с женатым человеком, а ее оправдание, что никто не попытался ее вызволить, опровергается тем, что сама Мария не делала попыток сбежать, даже когда Босуэлл направился в Эдинбург, чтобы уговорить свою жену, леди Джин Гордон, подать заявление о разводе.

При этом ее утверждение, что она вышла за Босуэлла, чтобы узаконить его роль как защитника королевы, звучит убедительно. Она могла бы привести веский довод в пользу использования его в качестве средства борьбы с фракциями лордов, даже если его отношение к ней как к женщине оскорбляло ее честь и достоинство. Суть объяснения Марии: она считала, что у нее нет другого выхода, поскольку она устала и уже не могла противостоять беспрерывным распрям лордов и угрозе кровопролития:

[В конце концов мы осознали,] что в нашем королевстве, раздираемом междоусобицами, невозможно сохранять порядок, если наша власть не будет поддержана и укреплена человеком, который возьмет на себя труд установления справедливости и противодействия дерзким мятежникам, ту тяжелую работу, с которой мы уже не в силах справляться, будучи уже утомленными и почти сломленными частыми беспорядками и бунтами, которые были направлены против нас после нашего возвращения в Шотландию…

После того как этими и многими другими средствами он познакомил нас со своим намерением, он отчасти вырвал, отчасти получил наше обещание взять его в мужья. Не успокоенный этим и опасаясь неких перемен, он не удовлетворился всеми аргументами, которые мы могли выдвинуть, чтобы отсрочить брак, что было бы наиболее разумно…

Но поскольку своей дерзостью он в самом начале добился успеха, то потом не оставлял своих усилий, пока убеждениями и настойчивыми предложениями насильно не подвел нас к окончанию того дела, которое он начал в то время и в такой форме, которую считал для себя наиболее подходящей. Мы не можем отрицать, что он обращался с нами не так, как мы того желали или как того заслуживали…

Мария всегда отказывалась признавать удовольствие, с которым она поспешила навстречу своему третьему браку. Когда их отношения испортились, а это случилось быстро, она признала, что Босуэлл грубо обращался с ней. Тем не менее она сделала свой выбор и не отступала от него. Даже перечисляя недостатки Босуэлла, она выдавала желаемое за действительное:

Теперь, когда все закончилось и прошлого не вернешь, мы извлечем из этого пользу, и будем считать — что соответствует действительности — его нашим мужем, которого мы будем любить и уважать, и поэтому все, кто объявляют себя нашими друзьями, должны проявлять такую же дружбу в отношении того, с которым мы навечно соединены. И несмотря на то что в некоторых моментах или церемониях он вел себя неподобающим образом, мы склонны приписывать это его любви к нам.

Одно предложение в инструкциях епископу отражает понимание Марии своего положения: «Мы не можем отрицать, что он обращался с нами не так, как мы того желали или как того заслуживали». Осознание этого, при более глубоких размышлениях, должно было мучить ее во время заточения в Лох-Ливене, где приблизительно через месяц у нее случился выкидыш — она потеряла близнецов, зачатых от Босуэлла.

Дипломатические усилия Марии были обречены на неудачу. Когда епископ добрался до Парижа, там его ждал холодный прием. То же самое произошло с миссией Мелвилла в Лондоне: собственно, когда посол предстал перед Елизаветой, Босуэлл уже бежал с Карберри-Хилла, что сделало визит ненужным.

Версия Марии была предана забвению, однако Елизавету глубоко возмущал тот факт, что правительницу соседнего государства мятежные лорды держат в тюрьме, в крепости на острове. Она не могла заставить себя написать Марии, однако продиктовала письмо к ней, в котором своим авторитетом поддержала монарха, кузину и близкую родственницу. В тот же день Елизавета отправила еще одно письмо, на этот раз лордам, выразив сожаление и негодование по поводу их действий.