Альберто Анджела - Империя. Путешествие по Римской империи вслед за монетой

Возможно, необходимо небольшое объяснение: за исходную точку принимается Римский форум, где находятся храмы Кастора и Поллукса, далее проходят мимо белоснежного храма Весты, поднимаются по Священной дороге (существующей и сегодня) до огромной статуи Нерона в короне в виде солнечных лучей (она могла бы соперничать с Колоссом Родосским; позднее Адриан переместил ее к Колизею, от нее амфитеатр и получил свое имя), затем, проходя другие, ныне утраченные храмы и памятники, стоявшие на Палатинском холме около арки Тита, добираются до места назначения.

Возможно, «табелларии» того времени были хорошо знакомы с местностью, как в наши дни таксисты, поэтому не нуждались в столь длинных и подробных указаниях. Тем не менее Марциал дает нам понять, что и тогда местные достопримечательности служили «маяками» для ориентации в городе. Как для «табеллариев», так и для простых людей.

Взгляд Хилара останавливается прежде всего на тех, кто движется медленно или стоит, потому что их легче разглядывать. Вот бродячий торговец булочками идет в толпе, раскачивая корзиной с товаром в ожидании клиентов. Он проходит мимо заклинателя змей, вокруг которого собралась кучка зевак, среди них — мальчик с широко раскрытыми глазами. Ребенок не знает, что у змей вырваны зубы и что секрет заклинателя — не в музыке, а в пучке цветных перьев на кончике его музыкального инструмента, двигающемся из стороны в сторону перед головой змеи, отвлекая ее. Никто не умеет «заклинать» змей.

Заунывная мелодия флейты заклинателя постепенно перекрывается охрипшим голосом уличного торговца съестным, разносящего дымящиеся колбаски на горячих подносах. Настоящий предшественник продавцов колбасок и хот-догов, которых можно видеть на улицах Нью-Йорка.

А вот проходит со своей ношей слуга бакалейщика. Настал час доставки заказов, и он знает, что сегодня придется одолеть немало лестничных пролетов. Ведь в римских инсулах нет лифтов… Ему повезло хотя бы в том, что богачи живут на нижних этажах, поэтому ему не каждый раз придется подниматься на самый верх. Но его ожидает столько заказов и лестниц, что к концу дня он будет падать от изнеможения.

Среди стоящих на тротуаре людей Хилар замечает сторожа лавки и еще одного человека, возможно, это низкопробный рифмоплет в ожидании клиентов (кое-кто платит ему за незамысловатые вирши в подарок возлюбленной или чтобы улестить влиятельное лицо). Чтобы заработать пару монет, этот тип берется писать письма для неграмотных, хотя их в римском обществе гораздо меньше, чем позднее, в Средневековье и последующие эпохи, вплоть до Нового времени.

Вот еще один представитель мира искусства медленно шагает в толпе — это актер, он беседует с организатором зрелищ, развалившимся на носилках. К актерам в римском обществе отношение крайне пренебрежительное, их статус немногим лучше, чем у проституток, но этот актер — исключение, даже импресарио велел остановить носилки и прислушивается к его словам. Актер — любимец публики, Джордж Клуни своего времени, зовут его Нумерий Квинкций. По имени мы понимаем, что это бывший раб, а ныне вольноотпущенник, освобожденный могущественным семейством Квинкций. С ним его жена, также отпущенница, ее зовут, естественно… Примилла Квинкция. В римской традиции освобожденные рабы принимают имя своих бывших хозяев.

Все эти персонажи не являются плодом фантазии, они взяты из наследия древних: сочинений о повседневной жизни (Марциала и других авторов) и надписей на погребальных плитах. Включая того, чей голос в определенный момент Хилар слышит у себя за спиной. Обернувшись, он видит двоих, сидящих в харчевне (popina). Они давние друзья.

Хилар улыбается… В этом городе тысячи возможностей, подобная жизненная философия руководит действиями и выбором сотен тысяч людей. И не только их: она в основе жизненной концепции большинства римлян эпохи Траяна. Мы еще вернемся к этому вопросу: для римлян есть лишь сегодня. После смерти нет ничего…

Внимание Хилара привлекает сильный кашель. Это вполне обычные звуки на римских улицах. Их издает пожилая пара, медленно движущаяся ему навстречу. Мужчина высокий и худой, светлоглазый, эдакий «англичанин», а женщина более миниатюрная и живая, если бы не кашель. Чувство юмора в римскую эпоху всегда присутствует в повседневной жизни. Мы слышим, как «он» говорит «ей»:

Хилар продолжает путь. На этот раз, однако, поравнявшись с большой статуей Матер Матуты (богини утренней зари), взирающей на улицу со своей высоты, он сворачивает в переулок. Здесь гораздо темнее и прохладнее. Солнце сюда не заглядывает, и Хилару кажется, что дома вот-вот раздавят его, настолько близко они стоят друг к другу.

Часто улочки Рима идут не по прямой линии, и эта — не исключение: она извилистая, то свернет направо, то налево, огибая строения.

Вместо дорожного покрытия — утоптанная земля со зловонными лужицами. Запах стоит невыносимый, особенно когда проходишь мимо мусорных куч, приходится зажимать нос. Хилару попадаются навстречу мужчины и женщины всех слоев общества. По этой улочке ежедневно проходят бедняки, рабы и богачи. На носилках тут было бы непросто проехать. Прежде всего, для ноздрей их пассажира. И это — тоже Рим…

Переулок выходит на улицу. Наконец-то! Она шире, по сторонам выстроились лавки, здесь можно дышать. Хилара окатывает вкусный аромат жарящейся на решетке рыбы… Он идет откуда-то сверху. Остановившись, Хилар поднимает голову: со второго этажа тянется светлый дымок. Там-то и готовят еду… А еще выше, над облачком дыма, открывается впечатляющий вид на высоченные инсулы. А между ними — паутина веревок и канатов. На многих из них развешаны для просушки туники и белье.

Его взгляд скользит по стенам. Внизу они из крепких кирпичей, но чем выше, тем более бросовые материалы использованы для постройки. О чем безжалостно свидетельствует облезшая с годами штукатурка (тоже низкого качества). Как на картинке в учебнике анатомии, со здания будто содрали кожу, выставив напоказ скелет и мышцы. Хорошо видны балки, четко очерчивающие контуры различных этажей и помещений. Будто смотришь на средневековые дома в Нормандии, с их балочным каркасом, на котором до сих пор видны удары плотников. Вместо кирпичей в стенах — глиняный раствор низкого качества, набросанный на обрешетку из прутьев и щебня.