Чарльз Форт - Осколки межпланетных катастроф

Я теряю значительную часть гипнотической силы из-за того, что не в состоянии сосредоточить внимание на одном конкретном внешнем мире.

Я уже признавался, что являюсь мыслящим существом в противоположность ортодоксам. Я не обладаю аристократическим пренебрежением куратора нью-йоркского музея или эскимосского целителя.

Мне приходится распыляться перед полчищами иных миров: одни не больше Луны, по меньшей мере один — огромен: мы займемся ими позже. Огромные аморфные надземные области, к которым, кажется, неприложимы слова «мир» или «планета». И искусственные конструкции, которые я назвал супер-судами: одно из них размером, я бы сказал, с Бруклин. И одно или больше тел в форме колеса, занимающих немало квадратных миль.

Я думаю, что в начале этой книги, до того, как мы широким жестом начали охватывать все, что попало, ваше возмущение, или несварение, выразилось в идее, что, будь оно так, астрономы бы увидели эти миры и области и огромные геометрические конструкции. Держитесь за эту мысль, но не останавливайтесь на ней.

Но кто пытается остановиться, тот все равно что говорит «хватит» ненасытному. Среди космических знаков препинания нет точки; иллюзия точки происходит от плохо рассмотренных запятых и двоеточий.

Мы не можем остановиться на мысли, что если бы такие феномены существовали, астрономы бы их увидели. Мы уже видели столько предвзятости и пренебрежения, что еще прежде, чем углубиться в рассмотрение предмета, предполагаем, что астрономы их видят: что их видят навигаторы и метеорологи; что ученые-одиночки и опытные наблюдатели видели их многократно…

Что система отвергает эти данные.

Что касается закона гравитации и астрономических формул, вспомните, что во времена Лапласа эти формулы действовали не хуже, чем действуют ныне. Однако ныне известно множество небесных тел, тогда не известных. Еще сотня-другая наших миров не составят разницы. Лапласу было известно около тридцати тел этой Солнечной системы: теперь распознано около шестисот…

Какое дело богослову до открытий в биологии и геологии? Его формулы все еще действуют не хуже, чем прежде.

Если бы закон притяжения был реальным утверждением, он бы противоречил нашим мыслям. Но нам говорят только, что гравитация — это гравитация. Разумеется, для промежуточника ничто не может быть определено иначе, как только в терминах этого самого предмета, но даже ортодоксы, как видно, обладают неким внутренним чутьем на реальность и соглашаются, что определение предмета в его собственных терминах не есть настоящее определение. Нам говорят, что под гравитацией понимается притяжение всех тел пропорционально массе и обратно пропорционально квадрату расстояния. Масса должна обозначать взаимное притяжение крайне малых частиц, если бы таковые существовали. Но пока они не открыты, в этом определении остается только один термин — то есть масса есть притяжение. Но расстояние есть лишь протяженность массы, если только вы не утверждаете существование между планетами настоящего вакуума — утверждение, против которого мы могли бы привести множество данных. Но тогда невозможно оказывается определить гравитацию иначе, как притяжение.

Против нас остается один призрак — гравитация есть гравитация всех гравитаций, пропорциональная гравитации и обратно пропорциональная квадрату гравитации. В нашем квазисуществовании о любом так называемом предмете невозможно сказать ничего более осмысленного — быть может, это высказывание являет собой высшее приближение к окончательной осмысленности.

Тем не менее нам кажется, что вставшая против нас система оказывает некоторое сопротивление. Во всяком случае прежде у нас было это ощущение: я думаю, докторы Грэйвсы и профессоры Хичкоки видоизменили нашу уверенность до неразличимости. Что касается совершенства системы квазипротивостоящей нам и непогрешимости ее математического аппарата — как если бы возможна была настоящая математика в системе взглядов, где дважды два — не четыре — нам снова и снова доказывают ее на примере открытия Нептуна.

Боюсь, что этот путь не приведет к добру, как и всякое другое развитие. Мы начинаем скромно, признавая себя проклятыми…

Но наши брови…

Всего лишь одно их движение или даже одной из них каждый раз, как мы слышим о «триумфальном открытии Нептуна» — этого «монументального достижения теоретической астрономии», как говорят учебники.

Вся беда в том, что мы рассмотрели его.

Учебники упускают следующее:

Что вместо орбиты Нептуна, согласующейся с расчетами Адамса и Леверье, она оказалась настолько отличной, что Леверье заключил, что вычисленной им планеты не существует.

Впоследствии об этом предпочли умолчать.

Учебники упускают:

Что в 1846 году всякий, способный отличить синус от косинуса, перекосинусил все небо в поисках планеты, находящейся за Ураном. Двое угадали верно.

Кому-то слово «угадали», даже после отречения Леверье, может показаться неуместным но, по мнению профессора Пирса из Гарварда, расчеты Адамса и Леверье могли с тем же успехом относиться к точке в нескольких градусах от положения Нептуна.

Или доказательство профессором Пирсом того, что открытие Нептуна — не более как «счастливая случайность» см. «Ргос. Amer. Acad. Sciences» (1-65).

Ссылки — см. «Evolution of Worlds» Лоуэлла.

Или кометы — еще один туманный противник нашему мнению. Что касается затмений, я располагаю сообщениями о нескольких, не случившихся в рассчитанное время, хотя ошибка составляла всего несколько секунд — и одной замечательно потерянной душой, похороненной глубоко, зато в ультрареспектабельных недрах отчетов Королевского астрономического общества — о затмении, которого вовсе не случилось. Эта восхитительная, окруженная почтеннейшими мужами блудная душа слишком хороша и зловредна, чтобы ограничиться простым упоминанием — мы к ней еще вернемся.

За всю историю астрономии всякая комета, которая возвращалась в рассчитанное время, — не то чтобы в таком предсказании было что-нибудь более удивительное, чем ваше предсказание возвращения на следующее утро почтальона — было разрекламировано на полную мощность. Так создается для правоверных репутация гадалок Если комета не возвращается — умолчать или объяснить. Или комета Энке. Она возвращается все медленнее и медленнее. Но астрономы объяснили. Будьте абсолютно уверены: они объяснили. Они все рассчитали и вывели формулы и «доказали», почему она должна возвращаться все медленнее и медленнее — и тогда эта дрянь начала ускоряться.

Комета Галлея.

Астрономия — «совершенная наука, как любим ее называть мы, астрономы» (Жакоби).

По моему мнению, если бы в реальном существовании астроном не способен был отличить одной долготы от другой, его следовало бы сослать к нам, в чистилище, пока он не научился бы решать простейшие задачи.