Иван Ростунов - Русско-турецкая война 1877-1878 гг.

Таблица 2

Данные, характеризующие орудия образца 1877 года принятые на вооружение русской артиллерии [83] А. Нилус. История материальной части артиллерии. Т. 2, СПб., 1904, стр. 292–299.

Русская артиллерия вступила в войну, имея на вооружении бронзовые нарезные казнозарядные орудия. Снаряды были трех типов: граната с ударной трубкой, шрапнель с дистанционной трубкой и картечь. Граната давала хороший результат при стрельбе по легким наземным укреплениям, но была малоэффективна против земляных укреплений и против расчлененной, особенно окопавшейся пехоты. Шрапнель и картечь давали хорошие результаты только против живой силы вне укрытий.

Военный министр Д. А. Милютин не смог полностью осуществить программу перевооружения армии. Его стремление наладить собственное производство всех видов вооружения, обходиться без иностранных заказов не могло быть осуществлено из-за недостаточной мощности военной промышленности. Недостатком по-прежнему являлось многообразие стрелкового оружия, отсутствие на вооружении полевой артиллерии стальных дальнобойных пушек и орудий навесного огня (мортир), а также снарядов с сильным фугасным действием. И все же оснащение армии более совершенными видами стрелкового и артиллерийского вооружения существенно повлияло на боевую подготовку войск.

Таблица 3

Тактико-технические данные орудий русской артиллерии накануне русско-турецкой войны 1877–1878 гг. [84] А. Нилус. История материальной части артиллерии, т. 2, стр. 174–177.

Русская военно-теоретическая мысль полнее и глубже отражала требования современного боя, чем это имело место в других странах, Основываясь на опыте Крымской войны, она отдавала предпочтение стрелковым цепям перед сомкнутым строем. «По нынешнему улучшению и влиянию на бой ручного огнестрельного оружия, — писал полковник А. И. Астафьев еще в 1856 г., — тактика должна изменить строй, отдавая все преимущества рассыпному перед колоннами. Рассыпать не только роты и батальоны, но даже целые полки и бригады» [85] А. И. Астафьев. О современном военном искусстве. Ч. 1. Cпб., 1856, стр. 168. . Возросло значение одиночной подготовки пехотинца. Подразделения и части стали обучаться действиям на пересеченной местности не только в колоннах, но и в стрелковой цепи.

Боевой порядок полка в наступлении состоял из двух линий батальонов. Батальоны первой линии выстраивались тоже в две линии рот, имея впереди стрелковую роту в цепи. Кроме того, от каждой линейной роты выделялись полувзводы, которые образовывали вторую стрелковую цепь. Все остальные подразделения батальона выстраивались взводными и полувзводными колоннами в 240 м от цепи. В цепи боевой единицей считалось звено из четырех солдат. Наступление стрелковой цепи велось перебежками (по 20–40 м) от укрытия к укрытию. Когда до противника оставалось 40–80 м, стрелки бросались по команде в штыковую атаку. Наступление остальных линий батальона осуществлялось в сомкнутых строях.

Единые тактические взгляды выработать не удалось. Если передовые военные деятели придавали решающее значение стрелковой цепи, то почти весь высший командный состав отводил главную роль линейной пехоте, наступавшей в сомкнутых строях. «Атака сомкнутыми частями, — говорилось в уставе 1875 г. «Батальонное учение», — должна быть сколь возможно подготовлена огнем цепи; поэтому перед началом атаки цепь должна быть не только выслана, но и возможно усилена; огонь ее должен быть самый учащенный» [86] Описание русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Балканском полуострове, T. 1, стр. 172. . Следовательно, стрелковая цепь рассматривалась как вспомогательный элемент к сомкнутому строю. Основное внимание уделялось залповому огню и штыковому удару, а прицельный огонь считался второстепенным. Это не позволяло в полной мере использовать возможности пехотного оружия.

Неверие реакционного генералитета в солдат тормозило внедрение в жизнь прогрессивных советов передовых военных деятелей относительно важности обучения войск самоокапыванию. Только в начале 70-х годов на это стали обращать внимание. В «Наставлении для обучения полевых войск саперному делу» 1871 г. указывалось, что «все части пехоты и пешей артиллерии в полном их составе, во время летних сборов, должны упражняться в земляных работах, имеющих целью устройство закрытий от неприятельских выстрелов» [87] Описание русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Балканском полуострове, т. 1, стр. 167. . Однако обучение саперному делу не привилось: солдаты не имели малого шанцевого инструмента и окапываться не могли.

При обучении пехоты действиям в обороне также господствовали неправильные взгляды. Большая часть сил батальона располагалась в сомкнутом строю в резерве и лишь небольшая часть — в цепи. Оборонительный бой велся так: противник подпускался к позиции возможно ближе (на 300–500 м), затем по нему открывался залповый огонь; когда же он приближался на 50 м, цепь и резерв стремительно бросались в штыковую контратаку. Таким образом, прицельному огню в обороне, как и в наступлении, отводилась второстепенная роль.

С возрастанием роли нарезного оружия распространилось ошибочное мнение, будто кавалерия потеряла свое былое значение, что она не может, как прежде, успешно вести атаку пехоты. Конницу намечалось использовать лишь при осуществлении таких задач стратегического значения, как маневр на театре военных действий, удары по коммуникациям противника и другие. Считалось, что ей следует придать большую самостоятельность, а значит, изменить содержание боевой подготовки. Важная роль отводилась обучению ее действиям не только в конном, но и в пешем строю, особенно на пересеченной местности.