Сергей Брилёв - Забытые союзники во Второй мировой войне

— Без нашей ежеминутной помощи тамошние коммунисты надорвутся. А пока мы такую ежеминутную поддержку оказывать им не можем. Слишком далеко.

— Вывод?

— Пока будем присматриваться.

— Ну, что ж, присматриваться — так присматриваться. Думаю, лет через пятнадцать у нас и может получиться туда влезть по-крупному. Но не сейчас. А почему они всё-таки поспешили нас признать?

— В смысле, только ли в коммунистах дело?

— Ну, да.

— Они спешат отобрать у левых козырь в виде лозунга о скорейшем признании Советского Союза.

— А что сделают потом?

— А признав нас, они, получается, выполнят требование левых и могут их уже отодвинуть.

— На Кубе есть такой вариант?

— Есть.

— Кстати, а кто первым предложил установить дипломатические отношения? Мы или кубинцы?

— Кубинцы, товарищ Сталин, — на этот вопрос ответить мог только Молотов. — Мы вообще сами ни у кого сейчас признавать себя не просим: сами на нас выходят.

— Позвольте? — в разговор вновь вступил Берия. — Мне кажется, что в целом картина может выглядеть так. Учитывая его доброе отношение к вам, товарищ Сталин, президент США Рузвельт вероятно даже хочет этим сделать Советскому Союзу приятное. Он подталкивает своих подопечных из Латинской Америки к тому, чтобы они выходили на нас с предложениями об установлении дипломатических отношений.

— А Батисте это позволяет, с одной стороны, потакая Рузвельту, сделать приятное США, а с другой стороны — решить и свои внутренние проблемы, — закончил за Берия Сталин. — А это, кстати, не с Кубы был чемпион мира Капабланка?

— Да, оттуда.

— Что ж, пора нам своих чемпионов-шахматистов готовить. Лаврентий, посмотри, у тебя в ГУЛАГе должно быть много талантливой молодёжи. Ладно, шучу. А про Кубу я всё понял. Их посланника Кончесо я, коли обещал, приму. Но других новых послов из этой Латинской Америки ты, Вячеслав, ко мне уже не води: сам встречайся, к Калинину води, а меня — избавь.

— Хорошо, товарищ Сталин.

— А ты, Лаврентий, имей в виду, что роспуск Коминтерна означает, что у твоих разведчиков работы только прибавится. Что ж, спасибо, товарищи, вы свободны. — Сталин кивнул вставшим уходить Молотову и Берия, а сам направился к своему рабочему столу и нажал на кнопку вызова секретаря.

— Соедините меня с главным редактором «Правды».

Так всё это было или нет, я, естественно, могу только

домысливать. А прозорливость Сталина, может, по старой советской привычке, насмотревшись фильмов типа «Падения Берлина» и «Освобождения», даже и преувеличиваю. Но, судя по всему, Сталин тогда действительно раскусил игру Батисты: именно игру, а не искреннее желание признать СССР.

Итак, подчеркну ещё раз, что диалог Сталина, Молотова и Берия про Кубу я придумал. Впрочем, учитывая написанное ранее, если я и фантазировал, то — в пределах реального. Подытоживая, можно сказать следующее.

Во-первых, статус Кубы как малого, но удалого союзника «Большой тройки», думаю, сомнений не вызывает. К этому, конечно, надо добавить, что у таких участников «Большой тройки», как СССР и США, у каждого на Кубе было ещё и по своей фракции по-настоящему доверенных союзников.

Во-вторых, наверное, не вызывает сомнений тот факт, что в годы Второй мировой войны Куба стала уникальной площадкой для работы советских представителей.

Стало ли сделанное именно ими тем «трамплином», который привёл к власти конкретно Фиделя Кастро, — для меня большой вопрос. Но Куба явно уже тогда, в годы войны, рассматривалась в Москве как «слабое звено». И через какие-то 14 лет после Победы стала на многие годы своенравным, но союзником Советского Союза в «холодной войне».

В-третьих, общая угроза действительно способна объединить даже такие режимы, которые в обычной жизни являются друг для друга антиподами.

В-четвёртых, установление в годы Второй мировой войны дипотношений коммуниста-генералиссимуса Сталина и дивизионного генерала-антикоммуниста Батисты подтверждает, какая же у таких противоестественных альянсов короткая жизнь. Потому что стоило войне закончиться, и Советский Союз с Кубой разошлись — до тех пор, пока в Гавану не вошли бородачи Фиделя [69] К власти Батиста вернулся 10 марта 1952 года, а дипломатические отношения с Москвой были разорваны уже 3 апреля. .

По всем перечисленным выше причинам вдруг возникшее у Батисты желание первым в Латинской Америке установить дипломатические отношения с СССР «Правда» и «Известия» описывали без лишних восторгов. Установил и установил.

Но вот ещё один парадокс. Если все сообщения сталинской прессы о новой союзнице-Кубе были выдержаны в тональности сдержанной, то американский журнал «Эн Гуардия», когда писал о Батисте, — прямо-таки заходился. Но они и решали свои задачи.

Конечно, вряд ли кто-то из авторов публикаций в журнале «Эн Гуардия» сейчас жив, но всё-таки задам им, минимум, два встречных вопроса.

Если Батиста, как я цитировал, «построил сотни школ», то почему же свергнувшему его Фиделю Кастро пришлось проводить целую программу по искоренению неграмотности? А если Батиста, как утверждал журнал «Эн Гуардия», так заботился о крестьянах, то зачем потом Фидель проводил аграрную реформу? [70] Тем не менее, свою же аграрную реформу Фидель потом настолько выхолостил, что в глазах сегодняшнего путешественника (если он выходит за забор своей пятизвёздочной гостиницы) Куба предстаёт островом не Свободы, а невезения. В этом тропическом раю можно было бы снимать по несколько урожаев в год, но еду распределяют по карточкам. То есть речь идёт не столько о невезении, сколько об абсолютной несостоятельности социалистической экономики.

Но ведь это поразительно! Это ведь ставит, на мой взгляд, вот уж действительно принципиальный вопрос. Вопрос о том, чего же великие державы хотят (и могут требовать) от своих подопечных. Чего, например, «бастион демократии» Америка хотела от Батисты? Марганца и сахара?

А как же тогда демократия? Или если ты свой, то и делай, что хочешь? Похоже, именно так оно и было.

Впрочем, если абстрагироваться от демократии и прав человека, то по ходу Второй мировой американцы решали другую большую задачу. Прощая грехи Батисте и иже с ним, США переориентировали на себя часть света, где до этого, несмотря на ее географическую близость к Америке, очень сильно было влияние и такой другой участницы «Большой тройки», как… Британия. До начала мировых войн бизнесмены именно из UK, а не из USA были главными импортёрами товаров из Латинской Америки [71] Еще и в 1914 году из 10 миллиардов иностранных инвестиций в Латинскую Америку на долю Британии приходилось почти 5 миллиардов, а на долю США — лишь 1 миллиард 200 миллионов. Но уже в 1912 году президент США Уильям Тафт провозгласил «дипломатию доллара», катализатором которой стала уже не Первая, а Вторая мировая война. .