Юрий Пантелеев - Морской фронт

Всю многотысячную массу войск и техники флот должен был перевезти в самом срочном порядке и в полном смысле слова под носом у противника. Естественно, что одних ночей уже не хватало, требовалось обеспечить и дневные перевозки. Коммуникация же Ханко — Кронштадт была по-прежнему засорена минами и находилась под контролем фашистской авиации.

Не менее важная и ответственная задача стояла и перед Ладожской военной флотилией. Ей было приказано срочно перевезти через озеро из Осиновца в Новую Ладогу 44-ю и 191-ю стрелковые дивизии и 6-ю отдельную бригаду морской пехоты, чтобы усилить войска на волховском направлении. Положение там было очень тяжелым. Как назло, на Ладоге в эти дни беспрерывно штормило. 23 октября затонули шесть барж с продовольствием для Ленинграда. Фашистская авиация беспрерывно висела над озерной коммуникацией, бомбила наши корабли. И все же флотилия под прикрытием истребительной авиации перевезла все войска без потерь. 6-я бригада морской пехоты с ходу вступила в бой под Волховом и своими героическими действиями вместе с частями армии отстояла его в самые критические часы обороны. Командовал флотилией талантливый моряк капитан 1 ранга В. С. Чероков. В тяжелых условиях он блестяще справился с, задачей.

Тем же решением Ставки большинство боевых кораблей приказано было перебазировать из Кронштадта в Ленинград, где противовоздушная оборона была сильнее и где по Неве рассредоточить корабли было легче, чем в кронштадтских гаванях. Это, конечно, во многом усиливало и оборону города. В Ленинград же решено было перевезти и штаб флота.

Для решения всех организационных вопросов в Ленинград прибыл начальник штаба флота контр-адмирал Ю. Ф. Ралль. Под его руководством мы составляли новую диспозицию кораблей в Неве и все планы перевозок войск.

— А как же с Гогландом? Это же передовой рубеж Кронштадта, — спросил я начальника штаба. — Ведь он нам до зарезу нужен для обеспечения выхода подводных лодок в море. Наконец, надо же прикрывать восточную часть Финского залива, где расположены фланги наших армий.

Служебное положение начальника штаба флота да и обстановка не позволяли ему вступать тогда со мной в дискуссию на эту тему, ибо приказ об оставлении Гогланда был уже отдан. Однако по тону Ралля я понял, что он со мной согласен. Позднее мне стало известно, что комфлот был того же мнения и докладывал Военному совету фронта наши соображения.

В директиве Ставки говорилось о перевозке войск с Ханко и островов. Но с каких именно — не уточнялось. Штаб же Ленфронта, видимо, не пожелал передокладывать и уточнять, решив, что речь идет о всех островах Финского залива.

Решение Ставки об эвакуации Гогланда, конечно, было ошибочным. Остров мы оставили преждевременно, без нажима врага. Уже зимой, в декабре, его пришлось брать обратно, но удержать его мы тогда не смогли: не хватило сил. К весне Гогланд вновь был занят противником, но уже с боем.

В самый последний момент, когда части, оборонявшие Лавенсари (ныне Мощный), готовы были грузиться на транспорты, комфлоту удалось уговорить высшее командование оставить хотя бы этот остров за нами. Он был нужен для организации вывода подводных лодок в море и встречи их при возвращении.

Переброска войск 8-й армии из Ораниенбаума на больших транспортах только по Морскому каналу и только ночью нас не устраивала: мы рисковали не уложиться в отведенное время. Поэтому для перевозок на мелкосидящих кораблях вне Морского канала были проложены в северной части Невской губы специальные фарватеры, круглосуточно охранявшиеся сторожевыми катерами. Среди выделенных мелкосидящих кораблей были и сетевые заградители, и гидрографические суда, и грузовые шхуны, и самоходные баржи, и тридцать буксиров с баржами. Для ночных же переходов по Морскому каналу использовались преимущественно шестнадцать больших транспортов.

И вот в «Маркизовой луже» началось интенсивнейшее движение — по каналу и по вновь проложенным параллельным фарватерам. Противник, конечно, заметил это и подтянул артиллерию в район Стрельна, Петергоф. Обстрелы Морского канала значительно усилились. Немцы открывали огонь немедленно, стоило из-за дамбы показаться какому-либо буксирчику. Менее эффективными стали и наши дымовые завесы: фашистские артиллеристы пристрелялись к линии Морского канала. Сидя в Петергофе и Стрельне, они наблюдали все наши передвижения и могли причинить нам большие неприятности, если бы не наша артиллерия.

Кроме кораблей, шедших морем, противник усиленно обстреливал Кронштадт, Ораниенбаум и Торговый порт в Ленинграде. Наша противобатарейная стрельба в те дни достигла своей высшей фазы. Контр-адмирал Грен то и дело докладывал: «Сегодня погашены две батареи…» Но на следующий день фашисты привозили новые, и борьба продолжалась.

Все сторожевые корабли, катера и тральщики круглосуточно охраняли фарватеры. Погода стояла мерзкая — холодная и штормовая. По нескольку раз в день я принимал донесения капитана 3 ранга Богдановича об обстановке в заливе. В штабе был создан специальный штабной пост по контролю за перевозками.

Больше всего мы опасались мин на фарватерах. Затони любой корабль, особенно на канале, и наши перевозки могли задержаться на несколько суток.

Все шло как будто хорошо. И можно представить себе мое беспокойство, когда меня срочно попросили приехать в штаб охраны водного района на Крестовский остров. «Если о случившемся не сообщают по телефону, значит, что-то серьезное», — мелькнула тревожная мысль. Я немедленно выехал.

Васильевский остров и Петроградская сторона, как назло, были под обстрелом противника. Приходилось тратить время на дальние объезды. «Когда торопишься, всегда так…» — ворчал шофер матрос Моисеев.

В штабе ОВРа я неожиданно встретил инженер-капитана 2 ранга Ф. И. Тепина, известного на всех морях. Не было ни одного адмирала или офицера на флоте, который в свое время не обучался бы у Федора Ивановича Тепина премудростям минного дела. Моряк старого флота, он в совершенстве знал минное оружие, до фанатизма любил его, внес целый ряд ценных изобретений и усовершенствований в этой области.

— Какими судьбами? Что вы здесь делаете, Федор Иванович? — забросал я вопросами старика, предчувствуя неладное.

— Вызван по тревоге, как скорая помощь, — с достоинством ответил он.

Выяснилось, что на одном из мелководных фарватеров, кажется Петровском, выбросило на отмель мину неизвестного нам типа. Но одна ли она лежит на грунте?

— Я приказал, — докладывает мне Богданович, — немедленно протралить все входные фарватеры. Пока больше мин не обнаружено. Решил просить Федора Ивановича осмотреть нашу находку…