Юрий Пантелеев - Морской фронт

— Созовем старшин катеров и мотористов, подумаем, постараемся что-нибудь сделать.

Офицер знал своих людей, верил в их силы.

На Крестовском, против стрелки Елагина острова, нашу «флотилию» я не предполагал держать более суток. Ведь достаточно нескольких бомб, и вся она превратится в обгорелые кочерыжки. С моими опасениями, однако, не согласились ни начальник штабного поста МПВО майор Наумник, ни начальник оперативного отдела штаба капитан 2 ранга Сиротинский.

— Мы анализировали все сводки МПВО города за последние дни, — докладывал мне живой и шустрый майор, — и пришли к определенному выводу…

Майор остановился и посмотрел на Сиротинского, как бы ища его поддержки. И тот уверенно продолжил:

— Факты и цифры привели нас к выводам, товарищ адмирал, что немцам сейчас авиация особенно нужна на фронте — здесь, под Ленинградом, и на московском направлении. К тому же им очень дорого обошлись налеты на Ленинград. За сентябрь только от огня зенитчиков они потеряли более ста тридцати бомбардировщиков. Теперь фашисты изменили тактику своих воздушных ударов. На город они стали налетать преимущественно ночью, отдельными группами по пятнадцать — двадцать самолетов, с небольшими интервалами по времени. Главная цель врага — сжечь город. Вряд ли поэтому он ночью полезет на пустынный Крестовский остров…

С таким выводом штаба нельзя было не согласиться. За сентябрь на Ленинград было сброшено 15 тысяч зажигалок, а за половину октября значительно больше. Днем же противник производил шквальные артиллерийские налеты по отдельным районам города. Огонь велся по перекресткам больших улиц с насыщенным трамвайным движением, да еще в часы «пик», когда жители города отправлялись на работу или возвращались с нее. Расчет был ясен — днем разрушать город и уничтожать население снарядами, ночью не давать ему ни сна ни покоя. Это изматывало людей.

Хотя доводы штаба ПВО подтверждались самой жизнью, поведением противника, все же за судьбу наших переправочных средств мы очень беспокоились. Ежедневно кто-либо из командования посещал место сбора всех шлюпок. Помню, поехал я в яхт-клуб «Водник» на Крестовском острове, где помещалась база охраны водного района (ОВР). Глянул на реку — и обомлел. Поверхности воды почти не видно. Своеобразные плоты из шлюпок сплошь покрывали реку. Казалось, по ним можно перебежать на другой берег Невы.

Меня встретил командир береговой базы военинженер 2 ранга Юзефович. Спрашиваю его:

— А если вдруг засвежеет осенний зюйд-вест, не разметет он по всей Неве вашу «флотилию»?

— Это совершенно исключено. Мы применили особую систему швартовки.

Юзефович был доцентом Военно-морской академии, имел ученую степень кандидата технических наук. Война заставила его отложить временно научную работу, и кто бы мог думать, что из молодого растущего ученого получится хороший хозяин и организатор быта матросов в самые тяжелые дни блокады Ленинграда! Питание матросов, их быт и досуг на береговой базе ОВР организованы были в тех трудных условиях лучше, чем во многих других соединениях. Своими силами построили там отличную баню. Помыться же в горячей бане команде катера, пробывшей в дозоре в шторм и под дождем несколько суток, было великим делом…

Для обслуживания шлюпок и для действий на самой переправе создан был специальный отряд моряков. Состоял он преимущественно из матросов боцманских команд, знающих шлюпочное дело и имеющих отличную морскую подготовку.

Сотни шлюпок с Крестовского острова надо было на грузовых машинах доставить в район Невской Дубровки. Начальник тыла флота генерал М. И. Москаленко немедленно предоставил нам весь свой грузовой автотранспорт и выпросил десятки машин у тыла фронта.

За движением грузовиков, перевозивших шлюпки и катера, надо было все время следить.

В октябре снег уже не раз выпадал и таял, часть дорог за городом была в плохом состоянии. Больше всего мы боялись пробок на дорогах, особенно при обстрелах города и пригородов. Помню, догнали мы с генералом Москаленко большущую колонну машин где-то в лесу за Ржевкой. На дороге шум, гам, ругань, а толку добиться трудно. Разыскали командира колонны. М. И. Москаленко стал распекать молодого командира за то, что он застрял на дороге в месте, которое уже не раз обстреливалось противником:

— Поймите, вы так без машин останетесь! Резины у меня нет, кто вас будет ремонтировать здесь? Сворачивайте в лес скорее…

В свою очередь и я внушал какому-то боцману, что в светлое время на дороге нельзя стоять:

— Так вы потеряете все шлюпки, больше у нас их нет.

В этот момент над нами проходил самолет, видимо разведчик. Где-то совсем рядом неистово огрызались зенитки. Вскоре начался и обстрел района. Противник, должно быть, все же узнал о массовом «плавании» шлюпок через весь город. Однако колонна дошла до места разгрузки сравнительно благополучно, лишь легко ранило осколками двух матросов и разбило несколько шлюпок. Раненые матросы ни за что не хотели покинуть колонну.

— Ни-ни! Руки целы, ноги тоже, а мясо зарастет, — хором отвечали они нам.

Вечером голоса этих славных украинских хлопцев я вновь услышал за стеной маленькой хатки, в которой разместился на переправе штаб морского отряда. Матросу делали перевязку, а он, захлебываясь от восторга, рассказывал фельдшеру:

— Вот забава була! Наскочили на нашу колонну генерал и адмирал. Генерал говорит: спасай машины, других не дам! А адмирал на боцмана напустился: береги, говорит, челны, других у нас нет больше. Вот и пойми начальство… А в общем, приихалы…

Не всем, конечно, колоннам удалось благополучно добраться до места разгрузки. 17 и 18 октября противник особенно сильно и неоднократно обстреливал пути, ведшие к переправе. Мы начали нести значительные потери как в людях, так и в плавучих средствах. Но все же в лесах вблизи реки скоро выросли целые штабеля из шлюпок, сложенных одна на другую. Необходимый запас плавучих средств был создан.

Лежала на нас еще одна важная задача — поддержать огнем наступление наших войск. С этой целью Ленинградской военно-морской базой была организована специальная артиллерийская группа. В нее вошли 14 стационарных и 6 железнодорожных батарей, 4 канонерские лодки и пять эскадренных миноносцев. Все они заняли свои огневые позиции тоже уже к исходу 15 октября.

Радостно был настроен контр-адмирал И. И. Грен. Его командный пункт по-прежнему помещался вместе с нашим штабом, и мы ежедневно встречались там для решения всех текущих вопросов.

Зашел я как-то к нему на КП, вижу, сидит и что-то подсчитывает.

— Что считаешь, адмирал?

— Что я могу считать? Конечно, снаряды: сколько надо и сколько останется. Ведь палить-то будут почти девяносто морских орудий калибром до ста восьмидесяти миллиметров. Это же не шутка! — И, хитро улыбнувшись, Грен добавил: — Учти, это составляет около тридцати процентов всей артиллерии фронта, назначенной в операцию. Фашистам жарко будет!