Денис Черевичник - Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв.

Я думаю, что приоритет, который нож держал в совершении преступлений даже после распространения в пампе огнестрельного оружия, был связан не столько с консерватизмом гаучо и их приверженностью кодексу чести, и даже не с относительной дешевизной, а следовательно, и большей доступностью этого оружия. Скорее предпочтение, отдаваемое ножам перед огнестрельным оружием, в первую очередь было определено позицией, занимаемой законодателями. Законы, вышедшие после 1810 года, уже регулировали правовые аспекты ношения оружия, и определяли разницу в ответственности за ношение ножей и огнестрельного оружия. Если ношение холодного оружия всё ещё рассматривалось законом как проступок, то ношение огнестрельного уже классифицировалось как тяжкое уголовное преступление. Конечно же, владельцы огнестрельного оружия могли апеллировать к тому, что ружьё или пистолет необходимы им для самообороны, но находившиеся у власти политические фракции всегда рассматривали владельцев огнестрельного оружия как потенциальных врагов, особенно если те состояли в оппозиции [680] Barreneche, Osvaldo. Crime and the administration of justice in Buenos Aires, 1785-1853, University of Nebraska (2006), p. 62. .

Трудно сказать, какой из факторов сыграл решающую роль в исчезновении культуры дуэлей гаучо — их массовый исход в города и превращение в маргинальную прослойку, суровые законы или наступление новой буржуазной морали, в которой не было места архаичным представлениям о чести. А может, виноваты метаморфозы, произошедшие с социальной ролью мужчины, и изменения в позиции общественного мнения, осуждавшего традиционную трактовку мужественности с её моделями поведения, иерархичностью, ножами и жестокостью. Так или иначе, но эта трёхсотлетняя часть культуры Аргентины ушла навсегда. Как ностальгически писал Борхес в элегии, посвящённой ушедшим в небытие последним романтикам пампы:

«Уходит мифология кинжалов. Забвенье затуманивает лица.

Песнь о деяньях жухнет и пылится, став достоянием сыскных анналов.

Но есть другой костер, другая роза, чьи угли обжигают и поныне

Тех черт неутоленною гордыней и тех ножей безмолвною угрозой.

Ножом врага или другою сталью годами вы подвержены бесстрастно,

Но ни годам, ни смерти не подвластны, пребудут в танго те, кто прахом стали» [681] Борхес, Хорхе Луис. Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. / Произведения 1942-1969 гг, составитель Борис Дубинин. - М.: Амфора, 2000. .

Но справедливости ради надо отметить, что поединки на ножах не стали исключительно «достоянием сыскных анналов» и пожелтевших дагерротипов XIX века, а благополучно дожили до середины минувшего столетия. Рене Барри, известный фотограф швейцарского происхождения, прославившийся портретами Че Гевары и Пабло Пикассо, в 1958 году посетил Аргентину. Итогом этой поездки стал прекрасный альбом «Gauchos» с несколькими десятками великолепных жанровых сценок и бытовых зарисовок [682] Burri, Rene. Gauchos, Takarajima books, New York, NY (1994). . Среди изображений гаучо, арканящих коней на эстанциях, отплясывающих милонгу на деревенских танцах или готовящих мате в котелке на костре, затесалось и несколько фотографий со сценами «эсгрима криолла» — креольского фехтования на ножах. На этих снимках пеоны с эстанции Ринкон де Лопес так же, как их далёкие предки сто лет назад, держа ножи в правой руке и обернув левую пончо, внимательно следят за каждым движением противника. Единственное отличие этих изображений от старых фотографий середины XIX столетия и как небольшая уступка наступающему прогрессу и изменившемуся миру это то, что в руках у дуэлянтов не полуметровые каронеро или даги, а небольшие верихеро.

Рис. 40. Вистео.

Но на этих фотографиях мы видим лишь старинную игру вистео, и было бы ошибкой воспринимать несколько сражающихся гаучо как возрождение массовой традиции поединков, хотя сам Барри и утверждал, что в его посещение Рио-де-ла-Плата подобные дуэли всё ещё случались. Нет никаких серьёзных документированных свидетельств о том, что аутентичная традиция поединков на ножах продолжает существовать и сегодня. Хотя в последние годы в Аргентине на волне возрождения интереса к культуре, фольклору и традициям гаучо как части национальной самоидентификации аргентинцев и в самом деле проводятся всевозможные попытки реконструкции архаичных дуэльных традиций креолов. Так, например, огромный интерес у жителей страны вызывают различные этнографические шоу с демонстрацией метания болас и лассо, и переживает ренессанс старинное искусство «пайады».

Автор предисловия к альбому Барри, Хосе Луис Лануза, писал, что в большей части Аргентины полностью исчезли те особые условия, благодаря которым и существовала культура гаучо. Многие поля огородили проволочными изгородями, лишившими всадника прежней возможности свободного передвижения. Изменились и методы ведения животноводства, и сегодня можно увидеть, как многие землевладельцы прибывают на родео или объезжают стада на автомобиле, вместо того чтобы ехать верхом. Даже этнический состав аргентинской нации значительно изменился после массового притока эмиграции 80-х.

Но даже сегодня повседневная жизнь на многих эстанциях и фермах может напомнить нам о прошлом. Искусные наездники всё ещё перегоняют огромные стада крупного рогатого скота, а умение использовать лассо всё так же считается одним из мужских достоинств. Не менее благородным занятием всё ещё считается и объездка лошадей. Всё так же популярны старинные народные мелодии, и, став частью масс-культуры, они могут достичь невероятной и беспрецедентной популярности. Сегодня существует общенациональная тенденция — спасти от исчезновения культуру гаучо. Несмотря на то, что аргентинцы из всех этнических групп Латинской Америки самые европеизированные, в глубине души они хотели бы чувствовать себя настоящими потомственными гаучо, так как в наши дни гаучо олицетворяет собой сплав всех лучших качеств аргентинца [683] Lanuza, Jose Luis. The gaucho today. / Burri, Rene. Gauchos, Takarajima books, New York, NY (1994). .

Дуэли на ножах в Голландии

В ноябре 1697 года царь всея Руси Пётр Алексеевич, находясь с Великим посольством в Голландии, посетил Амстердам, где, как писал автор его биографии Казимир Валишевский, «ожидал его друг, почти сотрудник, городской бургомистр Николай Витсен». Витсен переписывался с Лефортом, бывал в России в царствование Алексея Михайловича и даже написал знаменитую книгу о восточной и южной «Татарии». Кроме этого, он служил посредником для царского двора при заказах кораблей и других покупках, производимых в Голландии, и не мог не принять венценосного путешественника с распростертыми объятиями [684] Валишевский, Казимир. Пётр Великий. - М: Астрель, 2002. - С. 63 . А в 1700 году, через три года после этой встречи, вернувшийся к тому времени в Россию великий государь неожиданно издаёт следующий суровый указ: