Политбюро и дело Берия. Сборник документов

Вы это подтверждаете?

ОТВЕТ: Нет, не подтверждаю. Такой практики, как правило, не существовало. Допускали ли подобные нарушения Савицкий и Парамонов, я не знаю, но подтверждаю, что на лиц, изобличаемых во вражеской работе, но не признававшихся, с санкции Гоглидзе в каждом отдельном случае применялись меры физического воздействия.

Это не исключает возможности нарушения правил ведения следствия в отдельных случаях, о которых мне не было известно.

ВОПРОС: Вы признаете, что лично избивали арестованных?

ОТВЕТ: Несколько случаев таких у меня было. Помню, что по указанию Берия я несколько раз ударил Матинашвили. Кого я еще избивал, я не помню.

Записано с моих слов правильно и мной прочитано.

Б. Кобулов

Допрос окончен в 2.20 26.VIII[19]53 г.

Допросил: помощник главного военного прокурора

подполковник юстиции Базенко

Верно: [п.п.] майор административной] службы Юрьева

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 467. Л. 161–171. Копия. Машинопись.

Показания В. Н. Гульста

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Вызванный на допрос бывший сотрудник органов МВД СССР Гульст Вениамин Наумович, член КПСС с 1921 года, дал следующие показания:

«.. В 1940 году, в период моей работы заместителем] начальника I отдела по охране, меня вызвал к себе Берия. Когда я явился к нему, он задал мне вопрос: знаю ли я жену Кулик. На мой утвердительный ответ Берия заявил: «Кишки выну, кожу сдеру, язык отрежу, если кому-либо скажешь то, о чем сейчас услышишь». Затем Берия сказал: «Надо украсть жену Кулик, в помощь даю Церетели и Влодзимирского, но надо украсть так, чтобы она была одна». В районе улицы Воровского в течение двух недель мы держали засаду, но жена Кулик одна не выходила. Ночью к нам каждый день приезжал Меркулов проверять пост, он поторапливал нас и ругал, почему мы медлим. Но однажды она вышла одна, мы ее увезли за город в какой-то особняк. Что стало с этой женщиной, какова ее судьба, я не знаю. Слышал, что Кулик объявлял розыск своей жены, но найти ее не мог. Весной 1940 года Берия приказал мне вызвать мою машину и подать ее к 1 подъезду НКВД. В машину сели Берия, его шофер Борис Сергеев и я. Берия приказал ехать на дачу Литвинова, она была в 30 километрах от Москвы. Дачу Литвинова я показал Берия, он предложил ехать обратно. Когда мы отъехали километров пять, на крутом повороте Берия вылез из машины и сказал мне, что надо подготовить диверсионный акт против Литвинова. Берия обследовал место и наметил следующий план: когда машина Литвинова будет возвращаться из города на дачу, из-за поворота ему навстречу должна была выйти грузовая автомашина, за рулем которой должен был сидеть я, а в помощь мне придается Сергеев. Обстановка местности, рельеф ее не позволяли уйти легковой машине из-под удара грузовой автомашины, которая должна была развить предельную скорость и врезаться в легковую машину Необходимость такого диверсионного акта Берия мотивировал полученным якобы указанием от одного из руководителей партии и правительства. Через несколько дней Берия меня вызвал вторично и сообщил, что необходимость диверсионного акта отпала, и приказал молчать и никому не говорить о его задании».

[п.п.] Р. Руденко

1 сентября 1953 г.

№ 235/ссов

Помета:

Обложку с росписями об ознакомлении — см. записку от 18.IX.53 г. № 310/ссов

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 467. Л. 172–173. Подлинник. Машинопись.

Копия протокола допроса Ш. О. Церетели от 1 сентября 1953 г.

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Представляю копию протокола допроса обвиняемого Церетели Ш. О. от 1 сентября 1953 года.

Приложение: на 3-х листах.

[п.п.] Р. Руденко

2 сентября 1953 г.

№ 241/ссов

Помета:

Обложку с росписями об ознакомлении —

см. записку от 18.IX.53 г. № 310/ссов

Протокол допроса

1953 года, сентября 1 дня, военный прокурор Военной прокуратуры войск МВД СССР подполковник юстиции Андреев допросил обвиняемого

Церетели Шалва Отаровича.

Допрос начат в 11 ч. 50 мин.

ВОПРОС: На допросе 24 августа вы показали, что в 1941 году отказались участвовать в так называемой особой группе, создаваемой Берия и Судоплатовым для похищения и избиения советских граждан. Это соответствует действительности?

ОТВЕТ: Да, соответствует. Я действительно отказался участвовать в этом деле, о чем я сказал Судоплатову, а затем и Берия.

ВОПРОС: Ваш ответ свидетельствует о том, что даже после ареста вы продолжаете скрывать свою преступную связь с Берия. Разве вы не участвовали в похищении советских граждан?

ОТВЕТ: От следствия ничего не скрываю. В похищениях советских граждан я не участвовал. Были факты, когда я вместе с другими работниками отдела участвовал в так называемых негласных изъятиях отдельных лиц с последующей доставкой их в НКВД, но делалось это только по указанию руководства. Отделу давалось задание снять негласно такого-то человека и доставить его в здание НКВД, что мы затем и выполняли. Для чего это делалось, по чьей инициативе, я не знаю. Также не знаю о том, что было с теми лицами, которых мы негласно доставляли в здание НКВД.

Мы были просто исполнителями. Заявляю, что таких фактов в моей практике было несколько. Фамилии лиц, которые с моим участием были доставлены в НКВД, я сейчас не помню.

ВОПРОС: По заданию Берия или Кобулова Богдана вы участвовали в избиениях или убийствах советских граждан?

ОТВЕТ: В избиениях или убийствах советских граждан я не участвовал. Имел место случай, когда по заданию Берия и Кобулова Богдана я вместе с Влодзимирским и еще одним работником, фамилию которого сейчас не могу вспомнить, участвовал в ликвидации двух человек — мужчины и женщины, но я не считаю это убийством.

ВОПРОС: Расскажите об этом факте.

ОТВЕТ: Сейчас я не могу вспомнить, в каком году это было, кажется, в 1939 или 1940, но помню, что в летнюю пору. Я был вызван в кабинет Кобулова Богдана, где, когда я пришел, увидел кроме Кобулова Влодзимирского и еще одного сотрудника. Кобулов тогда объявил нам, что у нас есть двое арестованных, которых нужно ликвидировать необычным путем. Мотивировал он это какими-то оперативными соображениями. Тогда же он объявил, что нам троим поручается выполнение этого задания и что мы должны это сделать прямо в вагоне, в котором будут ехать эти люди из Москвы в Тбилиси, на территории Грузии. Кобулов говорил также, что затем нужно сделать так, чтобы народ знал, что эти люди погибли при автомобильной катастрофе при следовании на курорт Цхалтубо и что для этого нужно столкнуть автомашину в овраг. Кобулов сообщил нам, что по этому вопросу даны соответствующие указания Рапава А. Н., работавшему тогда наркомом внутренних дел Груз[инской] ССР. От Кобулова сразу же все мы пошли в кабинет Берия. Берия нового ничего не сказал, повторив в основном то же, что сказал нам Кобулов. Не помню, или у Кобулова, или у Берия я просил разрешения ликвидировать этих лиц с применением огнестрельного оружия, но мне этого не разрешили и заявили, что нужно ликвидировать тихо, без шума. Старшим в этом деле был Влодзимирский. Я помню, что вагон был необычным, в вагоне был даже салон, всего нас в вагоне было пять человек — нас трое и мужчина с женщиной, последние ехали в разных купе. Не доезжая г. Кутаиси, мы ликвидировали этих лиц. Влодзимирский молотком убил женщину, а я молотком ударил по голове мужчину, которого затем третий наш сотрудник придушил. Этот же сотрудник сложил затем тела в мешки и переложили на автомашину. Рапава же в соответствии с полученным заданием организовал автомобильную «катастрофу». Мне известно, что тела убитых были похоронены где-то по указанию Рапава, но затем было получено указание из Москвы похоронить этих лиц с почестями, и тогда тела были выкопаны, положены в хорошие гробы и вновь похоронены, но уже гласно. Что это были за лица, которых мы ликвидировали, я не знаю. После выполнения задания Влодзимирский мне рассказывал, что это были муж и жена, что этот человек работал где-то за границей, кажется, в Японии или Китае, а затем нам изменил и занимался шпионажем. Ликвидацию этих людей я считал законной, поскольку возглавлял это дело Влодзимирский, работавший тогда начальником Следственной части по особо важным делам и знавший дела на этих арестованных. Кроме того, Кобулов говорил нам, что с этим человеком по шпионажу связаны другие лица, и они сейчас находятся за границей, а он прибыл на месяц в отпуск, и если вовремя не вернется обратно или долго будет содержаться в заключении, то это станет достоянием тех лиц, и они могут не возвратиться в Советский Союз и тем самым избежать ответственности за свою преступную деятельность. Я верил, что указания Кобулова и Берия исходили из интересов дела и были законными. К тому же это было приказание, которое я обязан был выполнять.