Политбюро и дело Берия. Сборник документов

Преступная деятельность Берия и других заговорщиков по развалу советской разведки против гитлеровской Германии установлена материалами следствия по делу Берия и приговором Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, где указано, что заговорщики: «предприняли преступные меры к ослаблению советской разведки против гитлеровской Германии, жестоко расправившись с теми сотрудниками НКВД, которые пытались довести до сведения правительства об этих пре ступлениях».

Эта преступная деятельность Берия по развалу советской разведки против гитлеровской Германии никак не могла проходить без участия А. Кобулова, назначенного с этой целью Берия непосредственным руководителем советской разведывательной сети в Германии.

Явно несостоятельны утверждения Кобулова А. по поводу того, что получаемую им от агентов германской разведки дезинформацию, он якобы не представлял Правительству СССР, так как сам Кобулов признает, что он направлял полученные от этих агентов данные в НКВД СССР, то есть Берия, пересылавшему затем полученную от Кобулова дезинформацию Правительству СССР

4. После возвращения Кобулова А. из Германии Берия укрыл его от ответственности и назначил Кобулова наркомом внутренних дел Узбекистана. Находясь в этой должности, Кобулов продолжал совершать государственные преступления, противопоставляя органы НКВД партийным органам, что доказывается, в частности, показаниями свидетеля Алиева Г.

5. После назначения на работу в Главное управление по делам военнопленных и интернированных, Кобулов А., ссылаясь на указания Берия, принял преступные меры, затрудняющие работу советской разведки среди военнопленных. Эти преступления Кобулова А. доказываются показаниями свидетеля быв[шего] начальника оперативного отдела управления Швец.

6. Преступления А. Кобулова, совершенные в период, непосредственно предшествовавший разоблачению Берия и аресту заговорщиков, также доказаны показаниями ряда свидетелей, в том числе показаниями быв[шего] начальника УМВД по Львовской области Строкача Т., секретаря парткома аппарата МВД СССР в Германии Никитина И. и др.

Таким образом, материалами предварительного и судебного следствия Кобулов А. изобличается в том, что, являясь активным участником антисоветской заговорщической группы врага народа Берия, он лично совершил в осуществление изменнических планов заговорщиков ряд особо тяжких государственных преступлений.

Учитывая изложенное, полагал бы:

ходатайство Кобулова А. о помиловании оставить без удовлетворения.

Генеральный прокурор СССР

действительный государственный советник юстиции [п.п.] Р. Руденко

13 октября 1954 г.

№ 226/лсс

[п.п.] Верно: В. Волков

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 475. Л. 156–161. Копия. Машинопись.

Просьба о помиловании от 8 октября 1954 г. от осужденного к смертной казни А. 3. Кобулова

Совершенно секретно

Экз. № 1

Копия

В[есьма] срочно

В Президиум Верховного Совета Союза ССР

от осужденного к смертной казни быв[шего] генерал-лейтенанта Кобулова Амаяка Захарьевича

Просьба о помиловании

Арестован я по делу Берия. Больше года велось следствие по моему делу 1 октября 1954 г. Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор, согласно ст. 50–16 УК РСФСР, меня расстрелять.

I. Должен доложить, что следователь Каверин (Прокуратура СССР) дело мое вел тенденциозно, необъективно, прибегая в процессе следствия к грубым нарушениям закона. О неправильных действиях следователя] Каверина я писал заявления в адрес руководящих инстанций и генеральному прокурору. Всего написано мною 9 заявлений: на имя Г. М. Маленкова — 2 заявления; Н. С. Хрущева — 3; Н. А. Булганина — одно и 3 заявления генеральному] прокурору. 9 сентября 1954 г. меня допросил полковник Сучков (Прокуратура СССР). Он в процессе допроса заявил мне, что «прошли времена Берия, когда следственные органы скрывали от суда жалобы арестованных. Все заявления ныне приобщаются к делу, и суд имеет возможность ознакомиться с жалобами арестованного. Во всяком случае заявления арестованного, адресованные генеральному прокурору, должны быть обязательно при следственном] деле». Парадоксально, но факт — ни одного моего заявления из девяти, адресованных мною руководству, как указал выше, в деле не оказалось. 13 и 23 сентября этого года, т. е. задолго до судебного разбирательства моего дела, я написал в Военную коллегию и попросил поинтересоваться судьбой моих заявлений, хотя бы адресованных в Прокуратуру СССР, но, к сожалению, безрезультатно.

Таким образом, все мои жалобы в адрес следствия Военная коллегия не учла.

А это весьма важно, ибо почти все обвинительное заключение построено на голословном утверждении следователя. Я не имею возможности, при моем нынешнем положении, перечислить все незаконные действия следователя Каверина.

Если Президиум Верховного Совета найдет возможным и необходимым поинтересоваться судьбой моих заявлений, я был бы бесконечно благодарен. Ибо ознакомление Президиума Верховного Совета СССР с моими жалобами даст возможность объективного суждения по моему делу.

II. По моему делу Военная коллегия вынесла явно несправедливый приговор. Несправедливость приговора заключается в том, что Военная коллегия при судебном разборе моего дела подошла однобоко, необъективно; ходатайства, возбужденные мною 23 сентября, были неосновательно отклонены.

Приведу факты, (только некоторые):

1) В обвинительном заключении говорится, что я в 1937 году работал в секретно-политическом отделе НКВД Грузии под руководством своего брата, осужденного по делу Берия к ВМН, выполнял указания Берия, и это обстоятельство, т. е. выполнение преступных заданий Берия, послужило причиной дальнейшего моего продвижения по службе.

Докладываю Президиуму Верховного Совета СССР, что в 1937 году я в сек[ретно]-пол[итическом] отделе не работал и вообще в Тбилиси не был. Я работал на периферии. Просил Военную коллегию взять справку из моего личного дела. Просьбу мою отклонили.

На суде меня спросили — с какого времени я знаю Берия. Я доложил: В 1929 году Берия с группой работников ГПУ Закавказья, 7–8 человек, выехал в Баку для ликвидации филиала «Промпартии» в Азербайджанской нефтяной пр[омышленно]сти, возглавляемой гл[авным] инженером Азнефти Тагианосовым. Я был в этой группе, допрашивал крупного вредителя быв[шего] н[ачальни]ка строительства Баку-Батумского нефтепровода Булгакова, в последующем осужденного.

В приговоре Военной коллегии сказано, что моя преступная связь с Берия начинается с 1929 года. Почему? На каком основании? Неужели моя честная работа по разоблачению крупного контрреволюционера, вредителя является моим грехопадением? Не вышло с 1937 годом, как утверждалось в обвинительном заключении, так взяли совершенно неосновательно 1929 г. как начало моей преступной связи с Берия.