Пётр Толочко - Дворцовые интриги на Руси

Произошло это при следующих обстоятельствах. Шел 1239 г. На Южную Русь стремительно накатывался вал монголо-татарских завоевателей. Один за другим падали русские города, в пламени пожаров гибли порубежные крепости и села. Овладев Переяславлем и Черниговом и превратив их в пепел, монголо-татарская орда во главе с Менгу-ханом подошла к Киеву. Из городка Песочного, что на левом берегу Днепра, монголы любовались красотой и величием древней столицы Руси. Не желая будто бы рушить такой красивый город, Менгу-хан предложил Михаилу Всеволодовичу сдать его без боя и покориться хану Батыю. Гордый князь ответил отказом и в подкрепление своей решительности приказал казнить монгольских послов, принесших ему столь оскорбительное предложение. Казалось, за таким смелым, хотя и безрассудным поступком последуют энергичные действия по организации обороны Киева и Киевской земли, но случилось непредвиденное. Михаил вновь удивил современников: он оставил Киев и вслед за сыном ушел в Венгрию.

В исторической литературе бытует мысль, что он отправился собирать силы в Галичине и просить помощи у западных соседей Руси. Очень хотелось бы в это верить, но летописные свидетельства не дают для этого никаких оснований. Ипатьевская летопись утверждает, что « Михаилъ бѢжа по сыну своему передъ Татары во Угры» [259] Там же. Стб. 782. . Даже когда после продолжительных скитаний в Венгрии и Польше и извинений перед Данилом Галицким за причиненные ему обиды Михаил получил возможность вернуться в Киев, он этого не сделал. « Данилъ же и Василько не помянуста зла, вдаста ему сестру и приведоста его из Ляховъ. Данилъ же свѣтъ створи со братом си, обеща ему Киев Михайлови, а сынови его Ростиславу вдасть Луческъ. Михаилъ иже за страхъ Татарскы не смѣ ити Киеву» [260] Там же. Стб. 783. .

Данило Галицкий и его брат Василько с пониманием отнеслись к «страху» черниговского князя и разрешили ему остаться в их земле: « Данилъ же и Василко вьдаста ему ходити по землѣ своеи. И даста ему пшеницѣ много, и меду, и говядь, и овѣць доволѣ» [261] ПСРЛ. Т. 2.Стб. 783. . Так продолжалось до декабря 1240 г. Когда же в Галичину пришла весть о взятии Киева ордами Батыя, Михаил с сыном покинули пределы Руси. Сперва они бежали к своему традиционному покровителю и родственнику Конраду, а когда монголо-татары приблизились к границам Польши, ушли в Германию. Здесь они не встретили радушного гостеприимства. Немцы забрали у Михаила все его добро, убили слуг и даже внучку. Пришлось ему вновь возвращаться в Польшу.

Панический страх Михаила перед монголо-татарами не поддается разумному объяснению. Лично он ни в одном бою с ордами Батыя участия не принимал, ни одного города не защищал, зверств завоевателей не видел. Правда, ему пришлось «познакомиться» с монголами еще на поле Калки, но там он не праздновал труса. Возможно, боялся мести за убийство послов Менгу-хана?

Как бы мы ни пробовали объяснить поведение Михаила, остается фактом, что в столь трагическое для Руси время он меньше всего думал о ее судьбе. Единственное, что ему было дорого, это собственная жизнь. Это хорошо понимали современники, и неслучайно летописные рассказы о «предтатарских» бегах Михаила Всеволодовича наполнены иронией.

Ничего не изменилось в характере мятежного черниговского князя и после того, как монголы прошли Русь и вторглись в земли ее западных соседей. Он продолжал удивлять современников. В 1241 г. он с сыном Ростиславом прекращает свои путешествия по чужим землям и возвращается в Киев: « Михаилъ... иде въ Киевъ и живяше подъ Киевомъ во островѣ. А сынъ его иде в Черниговъ, Ростиславъ» [262] Там же. Стб. 789. .

Возвращение Михаила в Киев свидетельствовало, что он совершенно не ориентировался в новой ситуации. С одной стороны, после монгольского разгрома Киев уже не был тем величественным городом, которым бредили русские князья и во сне. С другой — вопрос, кому быть великим киевским князем, теперь решался не на Руси, а в ставке Батыя. А там дальнейшую судьбу киевского престола связывали не с Михаилом, и даже не с Данилом, а с Ярославом Всеволодовичем: « Великый князь Ярославъ поѢха в Татари к Батыеви... Батый же почти Ярослава великою честью и мужи его. И отпусти и рече ему. Ярославе буди ты старѣи всемъ князем в Руском языцѣ» [263] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 470. . Пришлось Михаилу вновь возвращаться в Чернигов.

Около 1245 г. черниговский князь еще раз (который уже!) решил испытать судьбу. К этому времени его сын Ростислав получил руку и сердце дочери венгерского короля Белы IV Анны и переехал в Венгрию. Михаилу показалось, что это и его звездный час, а поэтому он без лишних сомнений отправляется к королю. Замечание летописца: « бѣже во Угры» свидетельствует о том, что им вновь овладел какой-то страх.

В Венгрии Михаила ожидали одни разочарования. Король не выказал ему никакого уважения. Чрезвычайно холодно встретил его и любимый сын Ростислав. Мы не знаем, что хотел получить Михаил от короля и сына, но в результате ему пришлось несолоно хлебавши возвращаться в Чернигов. Он был в шоке. Предательство сына, с которым он не расставался в продолжение долгих лет борьбы за разные княжеские престолы, стало тем душевным надломом, после которого теряла смысл не только его дальнейшая борьба за власть, но и сама жизнь.

Эпилог княжеской и жизненной драмы Михаила Всеволодовича наступил в 1246 г. Согласно новым порядкам завоевателей, русские князья обязаны были посетить ставку Батыя и получить его благословение (ярлык) на право владения княжеским престолом. При этом они подвергались необычной и унизительной для православных обрядовой процедуре. В сопровождении монгольских жрецов они проходили между двух костров, поклонялись кусту, а также языческим идолам монголов, бросали часть принесенных даров в огонь и только после такого очищения шли к хану.

Михаил, разумеется, знал об этом и еще до путешествия в ставку Батыя как будто принял решение отказаться от участия в этом языческом действии. Согласно свидетельству «Повести об убиении князя Михаила Черниговского», Михаил заявил боярину Федору и внуку Борису Васильковичу, княжившему в Ростове, что христианам негоже отступаться от Заповедей христовых: « Потщимся убо, любимцы, за Христа пострадати, да с ним царствуем вовеки, попрем сатану под нозе наши и слугу его, нечестивого хана Батыя, повеления его не сотворим» [264] Татищев В. Н. Указ соч. Т. 5. С. 36. .

Как явствует из сообщения Московского летописного свода, к такому решению склонил Михаила его духовник Иоанн. Он не отговаривал князя от путешествия в ставку, но попросил его не сгубить там свою душу, как это уже случилось со многими русскими князьями: « Мнози ѣхавше и створи волю цареву, прельстишася славою свѣта сего. Идоша сквозь огонь и поклонишася кусту и солнцю и погубиша душа своя и телеса» [265] ПСРЛ. Т. 25 (Московский летописный свод конца XV в. ). М.; Л., 1949. Стб. 187. . Продолжая свое наставление, Иоанн заявляет, что когда Михаил и его боярин Федор не сотворят волю Батыя, то « наречетеся новоявленная христова мученика в нынешний векъ» [266] Там же. .