Пётр Толочко - Дворцовые интриги на Руси

Кажется, Михаил воспринял перспективу стать христовым мучеником со всей серьезностью. Всю жизнь он был озабочен собственными «телесами» и вот теперь решил подумать о душе. Духовнику Иоанну он твердо обещает не искуситься «славой мира сего» и не кланяться огню и кустам в ставке Батыя. Безусловно, такое решение было равноценно смертельному приговору самому себе. Ведь жизнь его в данной ситуации всецело зависела от него самого. Мог исполнить волю Батыя, мог не пойти в его ставку и убежать куда-нибудь на запад, как делал это неоднократно. Тем временем Михаил сознательно избирает свой жребий, фактически ищет смерти. И именно от ненавистных и страшных ему монголов. Постоянный панический страх перед ними перерос в отчаянную смелость. Не поступиться христианскими заповедями, умереть мученической смертью во враждебном стане означало для него, наверное, искупление всех его земных грехов.

Прибыв в ставку Батыя, Михаил заявил монгольским жрецам: « Не подобает нам христианам сквозь огнь итти и поклониться солнцу и огню, ниже хану подобает повелевати таковая повеления; мы бо поклоняемся и чтем господа Бога Иисуса Христа» [267] Татищев Б. Я. Указ. соч. Т. 5. С. 36. . Далее Михаил, обращаясь к Батыю, сказал, что хан человек смертный и тленный, но, поскольку обладает большой властью, честь и поклоны ему он воздаст, ведь царство ему вручено от Бога, кланяться же огню и кустам не будет. Батый, выслушав князя, будто бы произнес: « Велик есть муж сей». Затем подозвал к себе стольника своего Елдегу и приказал ему лаской и миром уговорить черниговского князя свершить обряд очищения огнем. Михаил твердо стоял на своем, и тогда « Батый яко свѣрпыи зверь возъярися, повелѣ заклати его» [268] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 783. . Оказалось, что для исполнения подобных приговоров Батый имел русских же мастеров заплечных дел. Головы Михаилу и Федору срубил некий Доман Путивльцев: « И закланъ бысть безаконьнымъ Доманомъ Путивльцемь нечестивымъ и с нимъ закланъ бысть бояринъ его Федоръ» [269] Там же. .

В заключение рассказа о гибели Михаила в Ипатьевской летописи повествуется, что он, как и его боярин Федор, пострадали как мученики и восприняли венец от Бога.

Мужество Михаила в ставке Батыя и его мученическая смерть достойны восхищения и уважения. И все же трудно избавиться от мысли, что голову свою он положил не за русский народ. Это хорошо осознавали и его современники. Летописец Московского свода неоднократно подчеркивает, что черниговский князь пострадал за Христа, за православную веру: « Господь прослави угодника своя, пострадавшая его ради за вѣру христианскую» [270] ПСРЛ. Т. 25. Стб. 139. .

Была ли у Михаила лучшая альтернатива спасения своей души? Безусловно, была, и ее демонстрирует жизнь его более уравновешенных и прагматичных современников — Ярослава Всеволодовича и Данила Галицкого. Оба посещали ставку Батыя и прошли все круги унизительного для православного христианина языческого действа. Выражаясь летописной терминологией, они спасали свои «телеса» и искушались «славой мира сего». Нельзя сказать, что современников это тешило, но они понимали, что князья спасали таким образом не только себя, но и своих подданных, Русскую землю.

Через десять дней после гибели Михаила Черниговского ставку Батыя в очередной раз посетил Ярослав Всеволодович. Там он неожиданно занемог и вскоре умер. Не отличаясь христианской ортодоксальностью, он, однако, тоже спас свою душу, ибо « пострада от безбожныхъ татаръ за землю Рускую». При этом летописец заметил, что о таких сказано в Святом Письме: « Ничто же бо ино таково прѣд Богом, но еже аще кто положит душу свою за други своя; Сий же князь великий положи душу своя за вся люди своя и за землю Рускую» [271] Там же. .

Унижения Данила Галицкого в ставке Батыя вызвали у летописца горькую обиду. Он воскликнул: « О злѣе зла честь Татарськая! Данилови Романовичю князю бывшу велику обладавшу Рускою землею, Кыевомъ и Володимиромъ и Галичемь... Нынѣ сѣдить на колѣну и холопомъ называется» [272] ПСРЛ. Т. 2. Стб. 807-808. . И все же летописец не осуждает Данила. Он понимает, что тот руководствовался прежде всего интересами родной земли. Об этом свидетельствует летописное известие о радостной встрече галичанами своего князя: « И бысть плачь обидѣ его, и болшая же бѣ радость о здравии его» [273] Там же. .

Как видим, даже для летописцев, бывших духовными лицами, спасение души не обязательно связывалось с мученической смертью за христианскую веру. Такого же результата можно достичь и жертвенным служением своей родине. Но Михаил Черниговский этим как раз и не отличался. Страдать, а возможно, и умереть за Русскую землю он не мог. Слишком эгоцентричной была его натура. Интересы «други своя» и «вся люди своя» никогда не перевешивали его личных. Верным себе он остался и в свой смертный час. Собственная честь оказалась для Михаила выше чести и пользы Родины.

И все же он, а не Данило Галицкий или Ярослав Всеволодович был причислен Русской православной церковью к сонму святых. Вот уж воистину не суть важно, как жил, а важно — как умер. Хоть и не скажешь, что праведник, зато мученик, а таких на Руси любили во все времена.

Неясно, откуда взял летописец дату похода. Ее нет у продолжателя Амартола. Симон Лагофет утверждал, что поход русичей состоялся на десятом году царствования Михаила III.

Повесть временных лет (далее — ПВЛ). М.; Л. Ч. 1. С. 19.

ПВЛ. Ч. 1.С. 20.

Объяснение В. Пархоменко, поддержанное О. Прицаком, что Олег с Игорем шли к Киеву с юга, вверх по Днепру, совершенно некорректно. В летописи ясно сказано, что они шли с севера, овладев по пути Смоленском и Любечом. Древнейший киевский свод 1039 г. свидетельствует об этом со всей определенностью: « И поидоша внизъ по Днѣпру и приидоша к горамъ Кыевскимъ».

Вероятно, только с Аскольдом. Как полагал А. Шахматов, имена Аскольда и Дира в сказание об овладении Киева Олегом составитель Древнейшего киевского свода перенес из какого-то устного предания. Первоначально в этом месте читалось только одно имя.

Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. 9. СПб., 1862. С.15.

ПВЛ. Ч. 1.С. 20.

Там же.

Татищев Б. Я. История российская. Т. 2. М.; Л. 1963. С. 208.

ПВЛ. Ч. 1.С. 19.

Цитируется по изданию известий Длугоша о Руси в кп.: Бестужев-Рюмин К. О составе русских летописей до конца XIV в. СПб., 1868. С. 68.