Лю Юн-нянь - Дружба, скрепленная кровью [Сборник воспоминаний китайских товарищей — участников Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны в СССР.]

Конечно, в царской России, как и в старом Китае, рая для бедняков не нашлось. Только мы были молодые и упрямые, как тот глупец в сказке, что за счастьем гонялся. Горя хлебнули вдоволь, в сотни дверей стучались — на работу просились, пока, наконец, в Черемхове не попаслись на глаза одному хозяину пекарни.

— Э, крепкие, кажется, ребята! Подойдете, пожалуй. Ладно, оставайтесь. Тесто месить сможете.

Я по-русски говорить не умел, поэтому вначале больше молчал. Но на работе люди быстро сходятся и понимают друг друга, тут сразу человека раскусить можно. Через год у меня уже появилось много русских товарищей, но самыми близкими, самыми сердечными друзьями стали Василий и Михаил, оба большевики, вожаки рабочих этой пекарни.

Однажды (дело было осенью 1917 года) после работы Василий отвел меня в сторону и говорит:

— Завтра мы отсюда уходим в деревни и на шахты, идем распространять большевистские идеи. Пойдем с нами.

Я по-русски в то время говорил плохо — только самые обычные фразы — и не все, что сказал Василий, понял. Однако сердцем уяснил: если идти вместе с хорошими людьми — солнце будет для тебя светить везде. И решил идти с ними.

Втроем, Василий, Михаил и я, пошли мы по деревням. Целыми днями шагали по дорогам, проводили собрания, беседы в домах бедняков. Василий был мастер говорить: не только убедить мог, но и растрогать; едва с ним побеседует человек, сразу уважать его начинает. Михаил возрастом был помоложе и работал больше среди молодых крестьян, он тоже хорошо говорил и неплохо пел. В мои обязанности во время сходок входило быть начеку на случай враждебных выпадов против нас да заботиться о ночлеге и еде для Василия и Михаила.

В беседах с людьми Василий говорил о том, как бедняки всего мира поднимутся на революцию, а я вставлял фразу — другую: «Китайский народ живет так же тяжело, как и русский, мы тоже поднимемся на революцию». Таким вот образом и я участвовал в пропагандистской работе. А в те годы работа эта была, ох, как опасна!

На всякий случай в домах мы ночевали редко: проведем собрание, поговорим с бедняками и незаметно уйдем; иногда спали в поле, в копнах, иногда в овраге, в ямке — лишь бы от дождя и ветра укрыться.

В местах малолюдных порой целый день шагали по дорогам и только к вечеру добирались до какой-нибудь деревни. А дороги-то были какие! Опасаясь сыщиков и полицейских Временного правительства, мы настоящие-то дороги обходили, а шли все больше напрямик через луга да холмы. Хорошо помню, что за ту зиму несколько пар ботинок износил; бывало и так — порвутся ботинки, а других нет. Найдешь какое-нибудь тряпье, обмотаешь ноги и дальше идешь. Ну а уж про еду и говорить не приходится: день сыты, два голодны.

Трудности, голод и холод — это еще куда ни шло. А вот стражники и разные помещичьи прихлебатели нам крепко досаждали. Если им удавалось напасть на наш след, нам нужно было удирать; если же мы сталкивались с ними лицом к лицу, тут уж на всякие хитрости пускались, лишь бы провести их. Не раз попадали в опасные переделки: и стражники, бывало, за нами гнались, и богатеи из деревень выгоняли, и чужие кулаки по нашим спинам прогуливались. Но всегда мы чувствовали поддержку народа, и не раз в трудную минуту местные бедняки приходили к нам на выручку.

В ноябре 1917 года мы пришли на черемховские шахты. Там Василию и Михаилу работы было еще больше: чуть не каждую ночь — собрания, сходки, на которых они разъясняли политику партии, а днем к ним непрерывно шли люди, чтобы поговорить по душам.

Весть о победе Октябрьской революции и о создании первого в мире Советского правительства во главе с Лениным до нас дошла через две недели. Положение сразу стало очень напряженным: рабочие громили конторы, выгоняли капиталистов, крестьяне отнимали землю у помещиков и кулаков; а те отвечали народу свирепой жестокостью. Работы у нас было по горло.

Однажды рано утром Василий, весь заиндевевший от мороза, прибежал ко мне.

— Лю, дружище, у нас организуется добровольческий революционный отряд. Вступай и ты!

Какие тут могли быть разговоры!

— Бить капиталистов, — говорю, — я всегда с удовольствием.

Придя в отряд, я убедился, что он действительно добровольческий — только из рабочих и крестьян; одеты кто во что, а оружие… Оружия было достаточно, причем самого разнообразного: у рабочих — ломы, топоры, молоты, тесаки; у крестьян — вилы, лопаты, а то и просто колья. Василий, командир отряда, и тот не сразу револьвер раздобыл.

У нас было два врага: один — это старая, царская армия, другой — контрреволюционные банды, организованные местными капиталистами, помещиками и кулаками. С осени 1917 до весны 1918 года наш отряд бывал во многих походах и выполнял серьезные боевые задачи: перерезал коммуникации регулярных белогвардейских частей, чтобы не дать им возможности бежать к границе, уничтожал эти части, а в крайнем случае окружал их и сдерживал; ежедневно и ежечасно приходилось выступать против местных контрреволюционных банд. Мы наносили удары по слабым местам противника, всегда одерживая победы, вооружаясь и снаряжаясь за счет денег и разных припасов, захваченных у противника.

Помню, как-то раз окружили мы отряд регулярных белогвардейских войск северо-восточнее Черемхова. Пришлось выдержать серьезный бой. У противника была артиллерия, пулеметы, он отчаянно сопротивлялся. Расположившись в окрестных лесах и полях, мы взяли врага в плотное кольцо. Окружив противника, мы ничего не предпринимали днем, а, нащупав слабые места в его обороне, ночью наносили короткие удары и тут же отходили.

В таких стычках прошло десять дней, и белогвардейцы потеряли больше половины личного состава, а при попытке прорыва оставили в наших руках все свое снаряжение. Прорвавшийся через кольцо окружения противник сразу устремился к Иркутску, вбирая в себя по пути местные контрреволюционные банды и продолжая упорно сопротивляться. Километрах в ста от Иркутска мы нагнали белых и вновь окружили их. Еще несколько дней продолжался бой.

Многие богачи, собиравшиеся удрать вместе с белогвардейцами за границу, считали, что, находясь под защитой их пулеметов и артиллерии, они могут спасти свои жизни и капиталы, а потому заранее щедро одарили белых.

Василий, учтя это, призвал всех к выдержке, приказал плотно окружить противника и оставить лишь небольшой проход, через который могли прорываться мелкие группы противника. Мы их тут же уничтожали. Народу у нас было много, и каждый день приходили новые и новые добровольцы. Василий, не снимая окружения, пополнял наши ряды вновь прибывшими. Когда же нас стало более тысячи, мы однажды ночью начали атаковать по всему фронту да так, что уцелевшие белогвардейцы бежали без оглядки куда попало. Все награбленное ими при отходе из Черемхова, все деньги и драгоценности богачей попали в наши руки. На этот раз нам было чем похвастаться. Мы захватили богатые трофеи.