Петр Мультатули - Император Николай II и предвоенный кризис 1914 года

Между тем изоляция Германии не входила в планы Николая II, она противоречила основным положениям его внешней политики, направленной на поддержание мира со всеми государствами. Тем не менее Николай II приветствовал англо-французское примирение, доведя до сведения Парижа, что рассматривает его как шаг по упрочению всеобщего мира.

Это стремление царя отвечало интересам Франции, которая опасалась большой войны даже в условиях союза с Россией. Стремление "к реваншу", то есть возвращению утраченных в ходе франко-прусской войны провинций Эльзаса и Лотарингии, которым историческое сообщество так любит объяснять вступление Франции в Первую мировую войну, на самом деле не имело в планах правительства III Республики практически никакого значения. Уже в 1902 г. президент Э. Лубе говорил, что нужно оставить мысль о возврате в ближайшем будущем Эльзаса и Лотарингии, так как это возвращение "совершенно невозможно путём прямой силовой атаки" 10. О пресловутом "реванше" в Париже воспоминали только во время выборов. Французская колониальная империя была давно создана, и Париж был лишь озабочен тем, как бы её сохранить от ненасытных германских посягательств.

События русско-японской войны и русской смуты 1905-1907 гг. стали большим испытанием франко-русского союза на прочность, продемонстрировав всю эгоистичность и ненадёжность официального Парижа. Вступая в войну с Японией, Россия не рассчитывала на помощь Франции. А. Н. Куропаткин писал в своём дневнике: "Франция ввиду нашей политики на Дальнем Востоке, ищет соглашения с Италией и Англией, а там и до соглашения с Германией один шаг" 11.

По мере расширения масштабов русско-японской войны отношения между двумя союзниками продолжали ухудшаться. Французский посол в Петербурге Морис Бомпар во время аудиенций почти открыто указывал Николаю II на тот политический тупик, в который, по его мнению, он заводит франко-русский союз. Однако эти советы и предупреждения, и без того плохо воспринимаемые Императором, были окончательно скомпрометированы в его глазах после того, как в середине 1904 г. ему стало известно, что некоторые французские банки финансируют поставки оружия и артиллерии японской армии 12.

Отступление русских войск в Маньчжурии ставило перед Парижем вопрос: имеет ли смысл оставаться в союзе с государством, которое неспособно разбить даже такого второстепенного противника, как Япония? Особенно это мнение поддерживалось французскими социалистами и их товарищами в правительстве.

В Петербурге многие также задавались вопросом о целесообразности продолжать союзнические отношения с Парижем, тем более в условиях, когда тот стал прибежищем для самых отъявленных врагов царя и постоянно отказывал русскому правительству в предоставлении столь необходимых ему кредитов.

Тем не менее обе стороны понимали всю угрозу разрыва франко-русского союза. Как Парижу, так и Петербургу было ясно, что от этого выиграет только одна сторона — кайзеровская Германия.

Берлин стремился воспользоваться ослаблением России и начал агрессивную политику в Марокко, требуя от Парижа и Лондона смириться с германской гегемонией в этой стране. На собравшейся Альхесирасской конференции, германская дипломатия активно убеждала французскую и английскую стороны в том, что Россия отказалась поддерживать Францию в вопросе по Марокко и всецело приняла сторону Германии 13. Вильгельм II ставил себе целью доказать Парижу, что его союзники, Россия и Англия, не способны ничем помочь Франции, а потому ей следует уйти из Марокко и заключить неравноправный союз с Германией.

В связи с этим России было важно продемонстрировать, что, несмотря на русско-японскую войну и революционную смуту, она по-прежнему является великой державой, способной влиять на мировую политику. Для этого Николай II поручил графу В. Н. Ламздорфу отправить послу в Париже А. И. Нелидову циркулярную ноту, в которой ему предписывалось довести до нашего представителя на конференции В. Р. Бахерахта, что русская делегация должна на конференции всецело поддерживать Францию. Нелидову было поручено в качестве "личной инициативы" довести эту циркулярную ноту до сведения французской прессы. Посол так и поступил: нота Ламздорфа была опубликована во французской газете "Le Temps". Публикация вызвала ярость Берлина. В германской прессе началась антирусская кампания, а немецкие финансисты отказались участвовать в большом интернациональном русском займе, переговоры о котором велись в Париже 14.

Но нервная реакция германской верхушки не шла ни в какое сравнение с успехами русской дипломатии, достигнутыми в Альхесирасе: поддержка Франции давала столь необходимые для русской экономики финансы, укрепляла франко-русский союз, давала возможность налаживания диалога с Англией, значительно поддерживала пошатнувшийся международный престиж России и давала возможность остудить пыл Германии, уверившейся в своей безнаказанности.

Альхесирасская конференция лишний раз убедила Париж и Петербург в необходимости сохранения обоюдного союза. Тем более что политика Берлина становилась всё более агрессивной и опасной.

8 (21) января 1912 г. к власти во Франции пришло правительство премьер-министра Раймона Пуанкаре. Усилиями социалистической пропаганды за ним прочно закрепился образ убеждённого сторонника войны с Германией. В советское время термин "Пуанкаре-война" был неотъемлемым клише при оценке этого государственного деятеля. Так как советская историография находилась в прокрустовом ложе "классовой борьбы", то и цели Пуанкаре она объясняла стремлениями во внутренней политике "объединить все партии вокруг республиканского центра с целью подавления выступления рабочего класса", а во внешней — "осуществить реванш", развязав войну против Германии 15.

На самом деле Пуанкаре не стремился к наступательной войне и боялся войны оборонительной. Франция во всех отношениях не была готова ни к первой, ни ко второй. Главной причиной этого был слабый прирост французского населения: с 1865 по 1912 гг. оно возросло с 37 700 млн до 40 900 млн 16(для примера динамика роста населения Германии: в 1895 г. — 52 279 млн человек, в 1906 г. — 56 370 млн, в 1912 г. — 60 250 млн человек). Таким образом, немецкое население за 17 лет выросло примерно на 8 млн человек, тогда как французское за 47 лет только на два с половиной!

Концентрация банковского капитала, с одной стороны, и большой вывоз капиталов из страны, с другой, превращали Францию в страну-рантье. Из-за этого темпы развития промышленного производства замедлились, и Франция в этом отношении заметно отставала от других великих держав. Граф В. Н. Коковцов докладывал Государю, что финансовое положение Франции "как это ни кажется странным, далеко не удовлетворительно" 17.