Юрий Кузовков - Глобализация и спираль истории. Книга 2

Так, после того как я уже написал главу V о причинах возникновения феодализма, я прочитал статью американского историка Е.Домара. Оказывается, он самостоятельно пришел к тем же выводам относительно причин возникновения крепостного права. Но более того, после того как он уже это сделал, он обнаружил, что еще в течение XIX века вышел целый ряд исторических трудов, в которых на примере большого фактического материала было доказано, что крепостное право всегда возникало в условиях редкого населения: [150];[172];[206]. А крепостное право – одна из основных черт феодализма. Однако эти труды были преданы забвению – как пишет Е.Домар, они не содержатся ни в одной библиографии современных авторитетных западных исторических сборников. Более того, когда американский историк собрался написать статью о своем открытии, то какой-то исторический авторитет отсоветовал ему ее писать – на том основании, что об этом уже не раз писали, и что это – всем известный факт. В итоге он смог опубликовать свою статью о причинах возникновения крепостного права лишь спустя 12 лет. Что это за всем известный факт, - спрашивает Е.Домар, - который так хорошо скрывается, что о нем нигде нельзя прочесть? ([107] pp.31-32)

Недавно Кембриджский университет (Великобритания) выпустил обновленный сборник исторических трудов, посвященных раннему средневековью – Новую Кембриджскую средневековую историю (1-й и 2-й том, соответственно в 2005 г. и в 1995 г.). Указанный сборник охватывает период с 500 г. по 900 г. н.э. и содержат около 60 трудов разных авторов и около 2000 страниц ([166];[167]). Казалось бы – хорошая возможность для того, чтобы внять призывам английских историков Р.Ходжеса и Д.Уайтхауса о пересмотре существующей исторической концепции (см. главу IV), или хотя бы для того, чтобы осветить и подвергнуть анализу тот обширный археологический материал, на базе которого они пришли к своим выводам (см. главу III). Но в двух толстых 1000-страничных томах не только нет никаких попыток увязки исторической концепции с данными археологии, но не приведено и малой части того археологического материала по поздней античности – раннему средневековью, который Р.Ходжес и Д.Уайтхаус систематизировали в своих книгах еще в начале 1980-х годов. Зато предпринимаются попытки (не приводя всего набора фактов, а приводя лишь выборочные факты!) оспорить мнения историков об упадке Западной Европы и Средиземноморья в конце античности и раннем средневековье. То есть пересмотр концепции осуществляется, но совсем не в том направлении, что вытекает из массы археологической информации, а в прямо противоположном!

Так, Р.Гербердинг пишет, что никакого упадка античности, скорее всего, вообще не было. И обосновывает это тем, что в Римской империи было много «средневековых» черт: многие улицы, даже в Риме, были немощеные, многие дома не имели водопровода и канализации. На многих улицах был дурной запах (из-за нечистот) и было полно нищих, так что они были опасны для прогулок, особенно состоятельных людей ([166] pp.25-28). Хотелось бы в связи с этим отметить, что в сегодняшнем мире, далеком от средневековья, в эпоху научно-технической революции, в подавляющем большинстве стран: от Бразилии до Индии, не говоря уже об Ираке, Афганистане и Судане, можно встретить повсюду такие же дома и такие же улицы, без водопровода и канализации, опасные для прогулок состоятельных людей. А также людей, умирающих от голода. Означает ли это также, что бóльшая часть сегодняшнего мира до сих пор пребывает в «средневековье»? И если не было никакого упадка при переходе от античности к средневековью, то не было и никакого прогресса при переходе от средневековья к современности?

В другой статье А.Верхульст, опять взяв лишь один факт: наличие большого числа заброшенных крестьянских дворов во Франции и Италии в раннем средневековье (о чем выше говорилось), - и не пытаясь его соотнести с другими имеющимися многочисленными фактами, пытается его оспорить, и довольно оригинальным способом. Они, - пишет он, - «не были заброшены», а это были крестьянские дворы, «у которых временно не было» владельца ([167] p.496). В чем состоит та существенная разница между «заброшенными» дворами и дворами, у которых исчезли владельцы, из описания историка не совсем понятно [81] По-видимому, как следует из текста, эта разница состояла в том, что в первом случае двор остался без присмотра и его могли окончательно разграбить, а во втором за ним присматривал местный феодал, в надежде когда-нибудь найти нового крестьянина на место исчезнувшего. . Но почему-то он полагает, что, раз дворы не были «заброшены», а владельцы просто куда-то исчезли, это должно доказывать, что никакого сокращения населения в ряде областей Франции в раннем средневековье не происходило. А в другом месте он даже утверждает, что распространение крепостного права на всех ранее свободных крестьян во Франции к IX веку может быть не следствием дальнейшего сокращения населения (закономерность, о которой, как пишет Е.Домар, как будто бы должно быть «всем известно»), а наоборот, результатом роста населения ([167] p.494). Непонятно в таком случае, почему, если, по мнению автора, рост населения приводит к крепостному праву, то при дальнейшем росте населения во Франции в течение X-XIII вв. крепостное право не усилилось еще больше, а начало, наоборот, в массовом порядке исчезать.

Аналогичные тенденции мы видим и во французской исторической науке. В главе IV приводились комментарии современных французских историков, которые плохо вяжутся и со здравым смыслом, и с имеющимися фактами. Утверждается, что римляне практически не жили в тех огромных городах, которые строили, и что они так и стояли все время пустыми. Высказывается предположение, что сокращение населения на юге Франции в раннем средневековье происходило по той причине, что там было мало епископов. Как видно из всех этих примеров, даются нелепые объяснения или опровержения именно в отношении того факта, что в конце античности и в раннем средневековье произошло резкое сокращение населения Западной Европы. Ведь если города в Римской империи строили не для того, чтобы в них жить, то значит, и население античности было вовсе не таким большим, как кажется. То же самое относится и к тому много раз уже открытому и доказанному факту, что крепостное право появляется в условиях редкого населения: если сделать вид, что никакой такой закономерности не существует, а писавших об этом авторов исключить из библиографии, то можно избавиться от одного из неоспоримых аргументов в вопросе об упадке Западной Европы в конце античности – начале средних веков.

Но все-таки наиболее кардинально к вопросу о конце эпохи античности подошли в США. Там в последнее время полностью возобладала историческая концепция о том, что никакого кризиса и упадка античного мира не было. Просто основная жизнь по каким-то причинам переместилась на Восток Средиземноморья. Ну а то, что происходило на Западе в то время – просто недостойно упоминания. В этой связи, как отмечает английский историк Б.Вард-Перкинс, в последнем издании Американского справочника (guide) поздней античности вообще исчезли статьи о франках, вестготах и англосаксах ([213] pp.170, 182). Как будто этих народов, сыгравших ключевую роль в европейской истории, не было вообще. А слова «упадок» и «кризис» американскими историками античности больше вообще не употребляются – как пишет Б.Вард-Перкинс, они стали «очень немодными» ([213] pp.87, 170).