Альфред Козинг - «Сталинизм». Исследование происхождения, сущности и результатов

Однако такое название не улавливает сути, так как светская религия не существует, это была бы какая-то «деревянная железка». На самом деле речь идёт о том факте, что в воззрения сталинизма многие люди верили словно в религиозные догмы, поэтому они обладали поддерживавшимся квазирелигиозным поведением и мышлением.

Эта тенденция действительно существовала в коммунистическом движении. Она проявилась уже в траурной речи Сталина на похоронах Ленина, затем в использовании религиозных понятий, таких, как «священный», а также в некоторых похожих на культ привычках вроде создания «красных уголков» с портретами «классиков» или в тексте песни «Партия», в котором говорилось, что она «всегда права» [293] Прим. переводчика : Речь идёт о партийном гимне СЕПГ, «Песне партии», начинавшемся словами «Партия всегда права». . Это без сомнения были квазирелигиозные элементы, чьё существование находилось в полном противоречии с атеистической теорией марксизма, а также с характером политического движения коммунизма.

Своей длительной практической и политической деятельностью в коммунистическом движении Сталин, без сомнения, оказал серьёзное влияние на его развитие и характер. С ростом его власти в ВКП(б) и в Коммунистическом Интернационале и по мере принятия его речей и статей в качестве обязательных взглядов и руководящей линии его мышление и языковой стиль тоже стали восприниматься как образец. Его почитатели превозносили их за их простоту, ясность и понятность, и многие в этом пытались ему подражать.

На первый взгляд эти черты достойны подражания, и вполне можно понять, почему на многих читателей его произведений это производило впечатление. В той мере, в которой в этих работах речь идёт о популярных объяснениях базовых знаний марксизма или политики партии для малообразованной аудитории, это может быть оправданным. Но если искать более глубоких и широко аргументированных взглядов, то встречаешь чрезвычайно упрощенческое мышление, скорее догматическое, чем диалектическое, поскольку Сталин чаще всего даёт весьма категорические ответы и видит решение всех вопросов лишь в «да» или «нет», в «или — или», не углубляясь во всесторонний анализ, не рассматривая различные аспекты проблемы и диалектические переходы.

Характерным для его мышления является поспешный вывод практических следствий из общего тезиса, служащего предпосылкой. Однако он достиг особого мастерства в использовании цитат из ленинских произведений (чаще всего происходящих из разного времени и вырванных из своего контекста) в качестве предпосылок и выводе из них заключений, что создавало вид логической аргументации, хотя на деле было совершенно произвольным и нелогичным. Иногда он даже соединял куски из совершенно разных цитат в одной фразе и использовал это как исходный пункт для утверждений, которые таким образом должны были казаться аргументированными, но фактически не имели никакого обоснования.

Место глубокой аргументации чаще всего занимал наводящий вопрос, уже содержащий в себе ответ, например «можно ли утверждать, что…?», на что следовал простой ответ: «Нет, нельзя!» Это довольно странный способ доказательства, чья сила убеждения состоит лишь в риторическом запугивании.

Другой способ Сталина зачастую состоял в утверждении, что некий факт общеизвестен, а затем в выведении из этого заключения, которое, однако, оставалось совершенно необоснованным, так как указанный факт или контекст при данном способе вовсе не существовал. Для введения такой цепи рассуждений Сталин чаще всего использовал формулу: «Говорят, что», но кто именно говорил это и вообще говорил ли, оставалось неясным, однако таким способом он имел случай представить любые мысли. Формула «говорят, что» происходит из французского выражения « on dit », используемого для обозначения слухов, и иногда у Сталина тоже, кажется, речь шла лишь о слухах.

Зачастую в его мышлении не соблюдаются даже самые элементарные правила логики, аргументы просто заменяются совершенно недоказанными категорическими утверждениями, и тогда он требует: «Наши товарищи должны понять, что» — например, что троцкизм уже не является течением рабочего движения. Этот способ Сталин часто использовал в споре со своими оппонентами, строя логические цепочки, совершенно недопустимые с точки зрения логики.

Например, тот, кто сомневался в возможности полностью построить социализм в одной отдельно взятой и к тому же отсталой стране вплоть до бесклассового коммунистического общества, сразу обвинялся в том, что он, во-первых, против социалистической революции, а во-вторых, против социализма, и, следовательно, в-третьих, сторонник восстановления капитализма, и потому, в-четвёртых, агент империализма. Из этого выводилось, в-пятых, что он обманом, будучи на службе у капиталистических разведок, пробрался в партию с целью подорвать и не допустить победы социализма, так что, в-шестых, его осуждение как «врага народа» и его расстрел были совершенно оправданы. Такая цепь абсолютно не аргументированных выводов не имеет уже ничего общего с упорядоченным логическим мышлением, но из-за постоянного повторения действует устрашающе и превращает очевидную ложь в якобы правду, которой в конце концов начинают верить.

В самом деле, тщательный анализ сталинской манеры мышления демонстрирует, кроме отсутствия логики, полное отсутствие диалектического мышления и заметную склонность к догматизму. Социолог Вернер Хофманн назвал эту манеру мышления «грубая диалектика каменного топора», что довольно метко. Возможно, она также была результатом богословского обучения в его молодости, которое, видимо, оставило намного более глубокие следы, чем принято считать.

Сталин имел также особую склонность к перечислениям и нумерации, причём в качестве отличительных признаков ему зачастую служили так называемые «особенности». Каменев однажды во время заседания прервал Сталина на полуслове и иронически спросил его, зачем тот всё считает, как баранов.

Склонность Сталина к схематизму и догматизму была тесно связана и с его способом спора против других мнений. Его критика против них чаще всего происходила свысока, в непререкаемом тоне, будто только он один обладал истиной, в то время как оппоненты не понимали простейших вещей. Формулировка «ленинизм считает» служила ему доказательством, а ленинские цитаты — критерием истины, потому что для того, чтобы упрекнуть оппонента, он часто использовал тот аргумент, что «в таком случае Ильич должен был бы быть неправ». Тот, кто в любом вопросе выражал другое мнение, чем Сталин, обычно сразу получал урок, что он ничего не понимает в марксизме и ленинизме, и даже те, кто задавал вопрос, ожидая ответа, чаще всего получали такую отповедь, что они должны были потерять всякое желание впредь ставить какие-либо вопросы.