Наталья Пушкарёва - Частная жизнь русской женщины XVIII века

И все же когда в России XVIII столетия говорилось о замужестве по всем правилам («замужестве добром»), то имелись в виду венчальный брак и соблюдение всех условий и обрядов по «большому чину».

Как и в допетровскую эпоху, при выборе спутника жизни огромное значение для девушки имела воля родителей. Однако ее «укрывание» от жениха, «неизвестность» стали во всех сословиях, а уж тем более в сословии «благородном» — не более чем ритуалом. Это хорошо почувствовал уже в начале XVIII в. Г. Шлейссингер. «Жених видит свою невесту повседневно и знает ее очень хорошо, — писал он. — И вообще церемония сватовства происходит так же, как у других народов, разве только невеста в это время укрывается в отдельной горнице или в другом месте». В то же время, как пережиток старой традиции «укрывания» невесты, в дворянских семьях существовало неписаное правило, по которому родители препятствовали слишком частым свиданиям юноши и девушки до венчания: «…в тогдашнее время не такое было обхождение, в свете примечали поступки молодых девушек… тогда не можно было так мыкаться, как в нынешний век», — вспоминала по этому поводу требовательная к себе и к окружающим Наталья Долгорукова. [31] Шлейссингер. С. 115–116; Долгорукова. С. 43.

Ее современница М. С. Николева, подтверждая ее слова, записала (рассказывая о 10-х гг. XIX в.), что «по понятиям того времени, вести переписку невесте с женихом» в дворянских семьях «не считалось строго приличным». Такие воззрения были широко распространены в середине XVIII в., об одной невесте говорится: «Она умела только читать, а писать ее не учили. Не учили писать вообще всех девиц, чтоб, выросши, не могли переписываться с мущинами…» [32] Николева. № 10. С. 137. Листовский. С. 286. В семьях непривилегированных сословий (например, у капиталистых крестьян) представления о том, что «пристало» девушке, а что — нет, были еще более строгими. Например, крестьянский сын Н. Шипов, написавший воспоминания о своем детстве в 10-е гг. XIX в., отметил, что «тогда существовал в крестьянском быту старинный обычай: девушка на возрасте, особенно невеста, не могла в родительском доме видеть лицом к лицу чужого мужчину, а была обязана, как скоро увидит гостя, идущего к ним во двор, закрыться платком, выбежать в другую избу или даже запрятаться под перину…». [33] Шипов Н. История моей жизни. М. — Л., 1933. С. 368. Таков был обычай. Но в действительности возможности добрачного знакомства были у девочек и девушек из крестьянских семей весьма широкими. Все они вели напряженную трудовую жизнь, участвовали в полевых работах, промыслах, «встречались на улице (у дома, в поле, на погосте), в праздники — на хороводах и играх, зимой… на посиделках», [34] РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 40 (Меленковский уезд). Л.2; Д. 59 (Шуйский уезд). Л. 1–1 об. [приведены данные информаторов бюро князя В. Н. Тенишева середины XIX в., однако могущие характеризовать семейный быт XVIII в.]. «виделись каждый день, но мимолетно». [35] Быт. С. 239.

В петровское время родители-дворяне стали больше учитывать желания и личные склонности вступающей в брак, тем более что ее согласие на него стало иногда фиксироваться в тексте брачного договора. Петр I, распорядившийся делать это, руководствовался в данном вопросе больше не эмоциональными факторами, но соображениями государственной пользы («…не любящиеся между собою соупружествуют… и по сицевому началу житие тех мужа и жены бывает бедно и… детей бесприжитно…»). [36] Цит. по: Соловьеве. М. История России с древнейших времен. Т. XIV. М., 1986. С. 478. Традиция приоритета родительского решения, согласия родителей невесты на ее брачный выбор [37] КК. № 38, 42. С. 224–229. сохранялась с исключительной твердостью — в форме ритуала «родительского благословения», [38] Детальные прориси обряда родительского благословения оставили русские художники-жанристы второй половины XVIII в. См., напр.: Екимов А. П. Благословение при сговоре крестьянской свадьбы // Брук. С. 183. Ил. 145. без которого брак не считался «добропорядочным». [39] Липинская В. А., Сафьянова А. В. Свадебные обряды русского населения Алтайского округа // Русский народный свадебный обряд. Исследования и материалы. Л., 1978. С. 186; Миненко. С. 202. Для девушки особенно значимым было благословение матери, но информаторы, описывавшие крестьянский быт по поручению РГО в середине XIX в., отмечали, что «большинство родителей из жалости и боязни за судьбу детей благословляли и таких из них, которые поступали против их воли».

И все же требование обязательности благословения, сопряженное с малолетством вступающих в брак девушек, обеспечивало укрепление власти старших — сначала родителей, а после замужества — мужа. Примечательно, что матери, готовя дочерей к выполнению ими роли жен, недвусмысленно наставляли их повиноваться воле мужей. «Ты уж не от меня будешь зависеть, а от мужа и от свекрови, которым ты должна беспредельным повиновением и истинною любовью, — наставляла в 1772 г. юную А. Е. Лабзину ее мать. — Люби мужа твоего чистой и горячей любовью, повинуйся ему во всем…» Примечательно, что в тех случаях, когда совета и благословения спросить было не у кого, девушки с большой тревогой и сомнениями решались на замужество, как бы ощущая непоправимость возможной ошибки. [40] Крюкова. С. 110.; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1464. Л. 16; РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 1464. Л. 10; Лабзина. С. 31.

Традиция повиновения дочерей родителям, а жен мужьям, которая вырабатывалась православной моралью в течение столетий, привилась в конечном счете прочно. Дела о браках без согласия родителей оставались подсудными патриаршему, а с появлением Синода — общему духовному суду: «Ближние сродники все отступились, дальние и пуще не имели резону. Бабка родная умерла. Итак я осталась без призрения, сам Бог давал меня замуж…» [41] Долгорукова. С. 51.

Позже браки без согласия старших родственников или родителей влекли за собой не столько церковные взыскания, сколько, главным образом, высокую конфликтность отношений между «старой» и «молодой» семьями. Об этом, в частности, рассказывала своей знакомой англичанке К. Вильмот Е. Р. Дашкова, ссылаясь на опыт своей свекрови, вышедшей замуж за князя Дашкова без согласия его родственников и, главное, его матери. К. Вильмот весьма образно заключила, что «радужные перспективы» молодой пары, отравленные постоянными ссорами свекрови с невесткой, превратились в «надгробный памятник» браку ослушников традиции. [42] По решению Стоглава: ААЭ. Т. IV. Т 155. С. 206; ПСЗ. Т. VI. № 4081. П. 7; № 3963.

Однако закрепившаяся в умонастроениях россиян традиция приоритета родительского решения в вопросе о браке вступила в Петровскую эпоху в противоречие с некоторыми социальными побуждениями. Это противоречие и породило ранее не существовавшую традицию предварительного обручения новобрачных, призванную заменить [43] Вильмот Кэтрин. С. 376. прежний брачный сговор [44] Купец Н. Вишняков, рассказывая о браке отца в 1826 г., упомянул сговор за пять дней до свадьбы. См.: Вишняков. С. 51. (сговор продолжал бытовать, но только в крестьянской среде, и сговорные записи заменились устным соглашением родителей с обеих сторон). Законодательно обоснованный порядок обручения просуществовал с 1702 до 1775 г. С конца же XVIII в. обручение как особый юридический акт перестало существовать, превратившись в необязательный обрядово-этический ритуал: рядные и сговорные, характерные для допетровского времени, теряли свою силу и заменялись собственноручно подписанными обеими сторонами актами «об обрученьи». Законодатель уже не упоминал о неустойке, ранее гарантировавшей заключение брачного соглашения. Прежний, сугубо имущественный характер сделки, затушевывался. [45] ПСЗ. Т. IV. № 1907. Обручение должно было проводиться за 6 недель до венчания. Если брачашиеся за этот период отказывались от своих намерений, никаких имущественных санкций это не влекло. (ПСЗ. Т. XII. № 9088). С 1744 г. все дела о расторжении обручения должны были проходить через Синод. Период между обручением и собственно венчанием мог быть от нескольких недель до полугода. [46] ПСЗ. Т. XX. № 14357; Головина. С. 8 (обручена в июне, обвенчались в октябре 1786 г.).