Иван Оченков - Царь [СИ]

— Вполне, мой кайзер, но все же он епископ…

— Если Глюку не суждено быть повешенным, то я ничего не имею против, чтобы он утонул, свалившись пьяным в канаву, или сдох от обжорства, или еще чего. В конце концов, пусть просто уедет и не попадается мне на глаза.

— А если… — померанец, явно мучился, подбирая нужное слово.

— Что, если?

— Если ее королевское высочество и в этом случает откажется ехать?

— Тогда пусть ее королевское высочество, идет ко всем чертям! — хрипло выдохнул я, едва не задохнувшись от дикого приступа гнева. Затем немного успокоившись, я взял себя в руки и почти спокойно продолжил: — Впрочем, не думаю что это возможно, друг мой. Катарина разумная женщина и не сделает подобной глупости.

— Что же, будем надеется, что ничего подобного не случится.

— Ты прав, я очень надеюсь на тебя, Лелик!

— Давно меня так никто не называл, — улыбнулся померанец. — Да и раньше, я слышал это только от матушки, вас и…

— И твоего брата? — понял я его заминку.

— Да, ваше величество.

— Знаешь, если ненароком встретишь Болеслава… скажи, что я простил его.

— Вы добрый человек и справедливый государь, мой кайзер, — покачал головой фон Гершов. — Однако лучше нам не встречаться, ибо я его не простил.

— Как знаешь, — вздохнул я, потом помолчал немного и, повинуясь какому-то наитию, продолжил: — Послушай, если вдруг обстоятельства сложатся таким образом, что ты не сможешь сразу привезти их…

— Что тогда?

— Ты должен будешь остаться с моим сыном. Ты научишь его всему, что должен знать молодой человек его возраста и положения. Владеть оружием, верховой езде и всему прочему. Что касается образования, то в Ростокском университете есть русские студенты. Выберешь среди них лучшего. Я настаиваю, чтобы он знал русский язык, обычаи и все, что может пригодиться царевичу.

— Наверное, я не смогу взять с собой Регину Аделаиду…

— Решай сам, дружище, если это не задержит тебя, можешь взять ее с собой. Можешь оставить здесь или отправить к родне в Лифляндию. Ты хочешь что-то спросить?

— Прошу прощения, но как я слышал, принц Владислав идет на вас войной. Могу ли я оставить вас в такой ситуации?

— Пустое, об этом не стоит беспокоиться.

— Вы так думаете?

— Ну посуди сам, сейм вряд ли выделил много денег на эту войну, и большинство жолнежей и шляхтичей, осаждавших Ригу отправится по домам. Хорошо если пять тысяч из них присоединится к его войску. Король Сигизмунд даст сыну тысячи четыре кварцяного войска, не более. Ну и тысяч пять он наберет в Литве… А у нас только в Смоленске восемь тысяч хорошего войска. Пусть осаждает.

— Ходкевич опытный военачальник, — покачал головой фон Гершов. — Разбить его будет трудно. У вас не так много сил в Москве, чтобы быстро выступить ему навстречу.

— Давай посчитаем, — согласился я. — Что мы имеем?

— Если позволите, я начну со своего полка. Восемьсот хорошо обученных драгун, это неплохо. Есть еще русский полк, которым командует Федор Панин. Но они обучены гораздо хуже, там много новобранцев и у них просто не было времени. Но полторы тысячи драгун у вас есть. Кстати, а почему Панин до сих пор поручик?

— Недолго осталось, — усмехнулся я. — Вот устроим смотр, и награжу Федьку за верную службу. — Считай дальше.

— Следующим я назвал бы полк Вельяминова. Почти две тысячи рейтар, это большая сила, хотя они не слишком хорошо обучены.

— Но-но, — добродушно заворчал стоявший до сих пор тихо Никита. — Дойдет до дела, мы еще посмотрим, кто лучше обучен!

— Прости, Никита Иванович, но это правда. Большинство из них как было поместной конницей, так и осталось. Они недурно вооружены, безусловно, храбры, и имеют некоторое понятие о дисциплине, но до настоящих рейтар им далеко, кроме, может быть двух-трех эскадронов. С кирасирами та же проблема, мекленбуржцы неплохи, но ваши рынды… Но, как бы то ни было, две с половиной тысячи тяжелой кавалерии у вас есть. Лучшие из них не слишком уступят королевским гусарам, а остальные, при удаче, смогут поддержать их атаку.

— Продолжай, я слушаю.

— Теперь о пехоте. Первыми я назову полк Гротте. Они опытны и хорошо вооружены. Большинство из них нанято вами еще на родине, остальные присоединились здесь. Полторы тысячи обученных солдат, это конечно не много, но лучше чем ничего. Дальше идут стрельцы. Те, которыми командует Анисим, весьма недурны. Я бы даже сказал, что они не уступают вашим мекленбуржцам. Остальные хуже, хотя и лучше польских гайдуков. Как бы то ни было, у вас восемь тысяч недурной пехоты.

— Ну что же, почти двенадцать тысяч хорошего войска, — согласился я. — Продолжай.

— Если армия вашего величества и превосходит в чем то противника, то это, несомненно, артиллерия. Вы всегда придавали ей большое значение, и это принесло свои плоды. Несмотря на то, что значительную часть имевшихся пушек пришлось отправить для укрепления Смоленска, оставшихся с лихвой хватило для стен Кремля, Белого и Земляного городов. А ваша полевая артиллерия просто выше всяких похвал. Я иногда просто теряюсь, зачем столько легких орудий? Если не ошибаюсь, их уже больше четырех десятков.

— Ошибаешься, — спокойно возразил я. — Почти шестьдесят.

— Вот-вот, — согласился Кароль, — и к ним почти две тысячи пушкарей, которые все это время усердно тренировались и исправно получали жалованье. Это чертовки дорого!

— И чертовски действенно!

— Что же, если вы не ошиблись с оценкой польских сил, то беспокоиться и вправду не о чем. Кому мне сдать полк?

— Пожалуй, фон Визену, он из Мекленбурга и солдаты его знают.

Каждый раз, возвращаясь домой, Никита Вельяминов испытывал нешуточное беспокойство. После памятного происшествия он усилил охрану, поменял сторожей и посулил холопам, что спустит с них три шкуры, если они станут покрывать Алену. Похоже, принятые меры принесли свои плоды и все же окольничий серьезно беспокоился. Впрочем, сестра, в последнее время, вела себя вполне благонравно, не давая поводов для претензий. Спешившись окольничий придирчиво осмотрел двор. Все было чисто, караульные ели его глазами, и так и не найдя к чему придраться, он вошел в дом. Алена встретила его поклоном и тут же поднесла ковш с квасом. Брат с удовольствием выпил и решив, что все в порядке улыбнулся сестре.

— Все ли ладно? — примирительно спросил он.

— Слава богу, — отвечала она, так же улыбнувшись.

— Вот и хорошо, — почти успокоился Никита. — Чем занималась?

— Приданое шила, — почти проворковала Алена, мгновенно насторожив брата.

— Али надумала? — удивленно спросил он, припомнив о сватовстве Буйносова.

— А чего тут думать, смотр-то скоро будет?

— Какой еще смотр?

— А то ты не ведаешь?