Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

А вот положение русской армии становилось все хуже. Следует отметить, что простой пехотинец сражался очень хорошо, и Севастополь благодаря воодушевляющему руководству адмирала Нахимова и техническому гению полковника Тотлебена мог держать долгую осаду. Но во всех других отношениях армия была небоеспособна. Конные полки были безынициативны, а кавалерийские лошади годны только для парадов (в этом смысле, надо сказать, нерегулярные части казаков выглядели намного лучше). Еще хуже дела обстояли с вооружением русских солдат. Их устаревшие кремневые ружья били всего на 200 ярдов, тогда как винтовки солдат союзных войск могли вести эффективный огонь с расстояния в 1 000 ярдов, и это приводило к тяжелым потерям в стане русских.

Хуже всего, что даже перед лицом столь масштабной опасности российская государственная система была не способна должным образом на нее отреагировать. Генералитет, погрязший в карьерных интригах, не мог выработать единую стратегию, и это отражало общую некомпетентность царского правительства того времени. В личном составе было слишком мало опытных и подготовленных офицеров среднего ранга (тогда как в рядах прусской армии их находилось предостаточно), и инициатива не приветствовалась. Самое удивительное, что резервистов, которых можно было бы оперативно призвать в случае возникновения чрезвычайной ситуации, в стране имелось очень мало, так как переход на систему массовой краткосрочной воинской службы подрывал крепостничество [30] Считалось, что человек, прослуживший в армии два-три года, больше не мог оставаться рабом, поэтому намного безопаснее было каждый год набирать в рекруты небольшую часть мужчин из числа крепостных, но на длительный срок. . Существующий долгосрочный порядок призыва приводил, в частности, к тому, что в русской армии состояло много возрастных солдат, но что еще хуже — около 400 тыс. спешно набранных в начале войны новобранцев были абсолютно неподготовленными: в войсках просто не хватало офицеров, способных обучить их военному делу. Кроме того, отток такого количества мужчин с рынка крепостного труда сильно бил по российской экономике.

Наконец, были слабые места и в вопросах логистического и экономического характера. В те времена к югу от Москвы и в помине не существовало никаких железных дорог. Все доставлялось подводами. Таким караванам приходилось преодолевать сотни миль по степям, раскисающим в период весеннего таяния снегов и затяжных осенних дождей. Кроме того, для лошадей в столь долгом пути требовалось большое количество фуража (для транспортировки которого использовали дополнительно взятых лошадей). В итоге предпринимаемые гигантские усилия давали непропорционально мизерный результат. Союзные войска, а затем и подкрепление могли быть переброшены по морю из Франции и Англии в Крым всего за три недели, тогда как для доставки российских частей из Москвы на фронт порой требовалось до трех месяцев. Также большую тревогу у русских вызывали запасы вооружения. «В начале войны на складах находилось порядка миллиона ружей, но к концу 1855 года их осталось всего 90 тыс. А из 1656 полевых пушек в строю было только 253… Еще хуже дела обстояли с порохом и ядрами» {292} 292 Подробнее см. [275; 1167; 1179, р. 319ff; 117, р. 183ff] и очень хороший краткий анализ в [77, р. 68–80], откуда и была взята цитата для данной книги. . Чем дольше длилась война, тем сильнее росло превосходство союзных армий, а организованная англичанами блокада не позволяла русской армии импортировать новое вооружение.

Но это было не единственным следствием блокады. Россия также практически лишилась возможности экспортировать зерно и другие товары (за исключением отправляемых по суше в Пруссию), а значит, и серьезного источника финансирования войны, что в итоге повлекло за собой активное наращивание государственного долга. Военные расходы, составлявшие даже в мирное время порядка 75% доходов государства, с примерно 220 млн. в рублей в 1853 году возросли в военные 1854–1855 годы почти до 500 млн. Для частичного покрытия дефицита российское казначейство заимствовало средства в Берлине и Амстердаме, что привело к падению курса рубля; оставшуюся же часть было решено покрыть за счет дополнительного выпуска бумажных денег, что вызвало огромную инфляцию и рост крестьянских волнений. Предпринятые ранее смелые попытки министерства финансов перейти на рубль, обеспеченный серебром, и запретить выпуск простых векселей (разрушивших сбалансированную финансовую систему России за время войны с Наполеоном, кампаний в Персии и Турции и подавления мятежей в Польше) в связи с Крымской войной сошли на нет. Если бы Россия продолжила бесплодную борьбу, от чего предостерегали многие выступающие на совещании с участием царя 15 января 1856 года, государство бы стало банкротом {293} 293 [77, р. 72–74; 1179, р. 248; 1005, р. 85–87]. . Переговоры с великими державами были единственным способом избежать катастрофы.

Однако это не означает, что для союзных армий Крымская война прошла без каких-либо последствий. Таких тоже оказалось немало. Самое интересное, что в наименьшей степени пострадала Франция, которая на сей раз смогла извлечь выгоду из собственного «гибридного» состояния: она была менее отсталой в промышленном и экономическом плане, чем Россия, и при этом более милитаризованной, чем Великобритания. Войска, отправленные на восток под командованием маршала Сент-Арно, были хорошо вооружены, закалены в боях в Северной Африке и привычны к участию в зарубежных кампаниях, их системы тылового и медицинского обеспечения были максимально эффективны для середины XIX века, так что французских офицеров по-настоящему изумляли переполненные обозы их менее опытных британских коллег. Французские экспедиционные войска были, безусловно, самыми многочисленными и сыграли решающую роль в ответственные моменты войны. В какой-то степени они восстановили свою былую воинскую славу времен Наполеона.

Однако к концу кампании Франция начала демонстрировать признаки напряженности. Хотя это была богатая страна, ее правительству в поиске средств приходилось конкурировать с железнодорожными компаниями и прочими представителями бизнеса, жаждущими получить финансирование в Credit Mobilier и других банках. Золото утекало в Крым и Константинополь, вызывая рост цен в стране, а плохие урожаи не способствовали сохранению стабильности в экономике. Хотя полные данные о военных потерях (100 тыс. человек) не были обнародованы, изначально возникший энтузиазм французов в отношении войны быстро угас. Массовые выступления против роста инфляции подкрепляли распространившееся после падения Севастополя мнение, что продолжение войны выгодно лишь англичанам, преследовавшим собственные эгоистичные и честолюбивые цели {294} 294 См. [77, р. 25–31]. . К тому времени Наполеон III и сам уже склонялся к сворачиванию военных действий: Россию «отчитали», престиж Франции был восстановлен (а знаменательная международная мирная конференция в Париже в дальнейшем еще и повысит его), и, что важно, активное участие в черноморском конфликте не слишком сильно отвлекло страну от решения германских и итальянских вопросов. Даже если существенно перекроить карту Европы в 1856 году не удалось, Наполеон определенно чувствовал, что перспективы Франции теперь намного благоприятнее, чем за все время после событий Ватерлоо. В течение следующего за окончанием Крымской войны десятилетия разногласия в «Европейском концерте» способствовали поддержанию этих иллюзий.