Герхард Глински - Кёнигсберг [Conigsberg – Königsberg – Калининград. Прошлое и современность]

Оставшихся в городе ожидал постоянный страх перед завтрашним днём. С 10-го по 12-е апреля город был передан в руки мародёров на разграбление. Рука не поднимается описывать ужасающие события этих дней. Улучшения ситуации не предвиделось. Воспоминания жертв катастрофы ещё 50 лет спустя наполняют читателя недоумением и ужасом. По отношению к немецкому населению не существовало ни суда, ни законов. Не на милость, а на месть победителя были отданы эти совершенно беззащитные люди, на произвол, насилие и грабёж, в особенности женская часть населения. Конечно, нельзя отрицать того факта, что далеко не все советские солдаты принимали участие в издевательствах над гражданским населением. Но что это означало для жителей Кёнигсберга, для жертв насилия? В состоянии ли человек, находящийся в подобной безнадёжной ситуации, высчитывать проценты «добрых» и «злых» или размышлять об исторической правде? Жертвам всё это было безразлично, для них важны были только страдание и боль. Постоянный страх, нужда, безнадёжность – вот судьба коренных жителей после «освобождения». Солдат увели в плен – или прямым путём в Россию, или же в промежуточные лагеря в окрестностях Кёнигсберга и в других частях Восточной Пруссии (в Штаблакке, Прейсиш Эйлау, Инстербурге и других населённых пунктах). Гражданских (женщин, детей, старцев) заставляли покидать ставшие нищенскими жилища и отправляться в скитание по окрестностям Кёнигсберга в ходе бессмыссленных так называемых «пропагандистских походов». Это были полные лишений, изнуряющие переходы. Люди постоянно подвергались унижениям, нападкам и насилию, голодали и трепетали за свою жизнь. Слабые в духовном или же в физическом отношении не выносили лишений и умирали в пути. Такой трагедией закончилась жизнь профессора Кёнигсбергского университета, славяноведа Карла Генриха Мейера, который прочитал самую последнюю лекцию в истории Альбертины – лекцию о Достоевском. Он был инвалидом и скончался в пути от перенапряжения, недоедания и лишений. После первых недель постоянного хаоса и неограниченного произвола оставшиеся в живых кёнигсбержцы начали предпринимать первые неуверенные попытки внести хоть немного порядка в свою полную страданий жизнь. Это была жизнь лишенная всякого человеческого достоинства: голод, эпидемии, нападения со стороны победителей и банд мародёров, постоянный страх перед арестом или высылкой из Кёнигсберга в Россию. Единственной опорой, единственной помощью были оставшиеся в Кёнигсберге немецкие врачи и представители духовенства, взвалившие на свои плечи непосильный труд. Назовём хотя 6ы малую часть их имён: профессор Вильгельм Штарлингер, директор эпидемического лазарета Елизаветинской больницы; хирург граф Ганс фон Лендорф и гигиенист Ганс Шуберт (больница «Милосердия» [Бармхерцигкайт]). Каждый из них является автором мемуаров (воспоминания Ганса Шуберта вышли в свет под псевдонимом Дейхельман). Из духовных лиц невозможно не упомянуть католических священнослужителей Алоизия Ланновского и Пауля Хоппе, которые сумели организовать работу двух сиротских домов в Кёнигсберге, и лютеранских пасторов Леопольда Беккмана и Эрнста Мюллера, погибших впоследствии от руки мародёров, а также и прежде всего Хуго Линка. В послевоенное время, находясь в Западной Германии, Данновски, Хоппе и Линк опубликовали свои воспоминания о кёнигсбергских событиях того времени. Хуго Линк стал с течением времени без какого-либо «официального» поручения доверенным представителем немецкой части населения и вёл необходимые переговоры с советскими оккупационными властями. Необходимо подчеркнуть, что с момента легализации оккупационной зоны советскими властями пресекались все попытки создания для немецкого населения собственного управления или представительства в городе. Зачастую рискуя своей жизнью, пастор Линк пытался использовать свою неофициальную позицию представителя немецкой части населения, чтобы оказать помощь страдающим от особенно страшной нужды, чтобы обратить внимание властей на потребности оставшихся в городе немцев. Некое высокопоставленное лицо из Москвы высказало в своё время предложение назначить пастора Линка епископом Восточно-Прусской церкви. Но, к сожалению, основой этого предложения были временные тактические причины, а не ориентированные на будущее планы облегчения ситуации немцев, отмены бесправия по отношению к ним, признания их народной группой, живущей на советской территории. Точно также обстояло дело и с обсуждением внутри советских властей плана создания «немецкого управления» в оккупированном Кёнигсберге. В некоторых районах города действительно лица немецкого происхождения (как правило, коммунисты) были назначены на должности районных бургомистров. Но они не были в состоянии выполнять эту административную функцию, не располагали свободой действия. Единственной их задачей была передача предписаний советских властей оставшемуся в городе немецкому населению. Отсутствие даже минимальных компетентных полномочий, полное бессилие облегчить катастрофическое положение соотечественников, доводили подобного «бургомистра», если он был честным человеком, до нервного потрясения.

Карл Генрих Мейер (1890–1945), профессор славистики в Альбертине. Он умер во время одного из маршей в Замланд от перенапряжения.

Профессор Вильгельм Штарлингер (1898–1956) со своим сыном. Репр. с картины Рихарда Цепке (до 1939).

Титульный лист книги воспоминаний священника Гуго Линка о времени ужасов в Кёнигсберге.

Единственная газета, выпускаемая советским руководством для оставшегося немецкого населения в Калининградской области.

Город превратился для немцев в огромный лагерь для интернированных. Покидать город без особого разрешения было запрещено. За пределы города немцы имели право выезжать исключительно на работы. Несмотря на всё это многим удалось бежать через Литву, нелегально.

Для оставшихся в городе немцев советская администрация в 1947/48 годах начала издавать газету на немецком языке «Новое время» («Нойе Цайт»). В подзаголовке газеты стояло: «Газета для немецкого населения Калининградской области». Газета выходила два раза в неделю с июня 1947-го года по октябрь 1948-го года. Всего вышло 137 выпусков газеты, как правило, в две страницы. Редакция помещалась сначала на Барнаульской улице (бывшие Друмм-штрассе и Сенной рынок), а позже на Сталинградской Аллее (до 1961-го года это название носили бывшие Хуфен-аллее и Хаммер-вег). Ответственным редактором был В. Руденко, иногда его замещал В. Пестов. Все сотрудники газеты были русскими, судя по подписям под статьями. Среди последних не встречалось ни одного-единственного имени немецкого автора. Особого внимания заслуживает статья из 5-го номера газеты за 1947-й год под заголовком «Школа для немецких детей», повествующая о трёх начальных и двух семилетних школах, учреждённых в Кёнигсберге. Судьба детей-сирот из Восточной Пруссии не упоминалась в статье конкретно, однако сам за себя говорит тот факт, что 15 школ в самом городе и на территории бывшей северо-восточной части Пруссии были открыты как школы при сиротских домах. Трудно, однако, установить, проводились ли в этих школах регулярные занятия, как в других советских оккупационных зонах.