Фриц Гаузе - Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города

Если Альбрехт с приглашением Функа, Мёрлина и Осиандера рассчитывал углубить духовную жизнь Пруссии, то этого не произошло, или произошло во всяком случае не так, как Альбрехт себе это представлял. И по той простой причине, что эти теологи использовали свой арсенал знаний не для дела, а для споров между собой. Инициатором был очень самоуверенный и дерзкий Осиандер, питавший надежду стать епископом Самландским. Спор разгорелся, когда Матиас Лаутервальд из Эльбинга, ставший магистром в Виттенберге, ответил двенадцатью контрпунктами на тезисы Осиандера, которые тот выдвинул во время дискуссии при вступлении в должность 5 апреля 1549 года. Речь шла о центральном вопросе протестантства, а именно: о правильном понимании оправдания. Теологическая комиссия под председательством Сператуса высказалась против Лаутервальда, и тому пришлось покинуть Пруссию. Спор, однако, продолжался и привёл к расколу всего Кёнигсберга, как в среде духовенства, так и среди горожан, на две противоборствующие партии. На стороне Осиандера были герцог, его советники и придворные проповедники. Красноречивым представителем противоположной стороны являлся Мёрлин. Во время богослужений произносились ругательства в адрес друг друга, и когда Осиандер в 1549 году умер от чумы, его тело пришлось выставить в Альтштадтской церкви, чтобы все смогли убедиться, что чёрт не свернул ему шею, как утверждали слухи. Спор и после этого не утих, так как зятья Осиандера Андреас Аурифабер и Иоганнес Функ воспринимали его как завещание усопшего. Началом триумфа осиандристов явилось вступление Аурифабера в 1553 году в должность ректора университета. Правда, он едва не погубил молодой университет, так как известнейшие педагоги либо оставляли профессуру сами, либо принуждались к этому. Вместе с ними уходили многие студенты. В том же году изгнали из страны Мёрлина, а с ним и коллегию Соборной школы. Свою победу сторонники Осиандера увенчали отчислением в 1555 году Сабинуса. Он был последним профессором, назначенным в должность ещё при основании университета.　

Между тем дальнейший спор переместился из религиозной сферы в политическую. Оба прусских епископа скончались вскоре друг за другом: Поленц в 1550 году, Сператус в 1551 году. Герцог, желая укрепить свое суверенное могущество, заменил влиятельные (представленные в ландтаге) должности епископов на менее значимые функции консисторий, не представленных в ландтаге. Этим он погрешил против сословных привилегий. На одной стороне теперь стоял стареющий герцог со своими советниками, часто фаворитами, не всегда заслуженно пользовавшимися его милостью, а на другой — сословия, ревниво защищавшие свои привилегии от придворной свиты. Альбрехт, уставший от спора, занемогший от болезней и семейных неприятностей, всё больше и больше становился игрушкой в руках противобоствующих. За всеми этими конфликтами стоял вдобавок король Польши, желавший расширить свою власть сюзерена в Пруссии. Концовкой в споре стала катастрофа 1566 года. Прежде, чем обратиться к этой для истории Кёнигсберга важной сословной революции, следует несколько слов сказать об экономике и населении города.

Положение Кёнигсберга в сплетении торговых путей во времена герцога не отличалось от того, которое он занимал в орденском государстве. Город лежал на середине пути, который вёл из Данцига через залив Фришгаф, реки Прегель и Мемель в Кауэн. Городу Данцигу, благодаря опыту, богатству и большой активности его купцов, ещё долго принадлежало первенство на этом пути, хотя доля кёнигсбергских купцов в товарообороте после закрытия Орденского Торгового двора увеличилась, так как герцогская администрация самостоятельно торговлей не занималась. Ассортимент товаров также остался прежним, увеличился лишь ввоз леса из Литвы.　

Неоднократные попытки герцога создать прусский военный флот встречали упорное сопротивление купечества. Тот флот, что базировался в Кёнигсберге и в укреплённом с 1550 года Пиллау, состоял лишь из нескольких кораблей, выполнявших и торговые рейсы. Он никогда не участвовал в морских сражениях и бесславно пришёл в упадок.　

Ведущее место в прибалтийской торговле, наряду с купцами из Данцига, принадлежало голландцам. Тем самым мы затрагиваем тему, более двух веков вновь и вновь определявшую экономику Кёнигсберга: отношение местных купцов к приезжим. Эти приезжие, сначала голландцы, а затем англичане и французы, бежали от преследований за веру, но были не лютеранами, как кёнигсбержцы, а кальвинистами. Тот факт, что в силу своего кальвинистского мировоззрения они приносили с собой в Пруссию из своих экономически передовых стран новые, капиталистические методы хозяйствования, делало их в глазах местных купцов вдвойне подозрительными и ненавистными. Правда, действовал старый принцип — гость не торгует с гостем, но чужестранцам удавалось обойти его, пользуясь услугами фирм местных купцов, рассматривая их не в качестве партнёров, а в качестве посредников, так как им выплачивались комиссионные.　

Примерно в середине века из всех заходивших в Кёнигсберг торговых судов лишь четвёртая часть ходила под голландским флагом, однако на её долю приходилась почти половина обрабатываемого груза. Очень скоро голландские купцы стали жить в лучших домах Кнайпхофской Ланггассе. Герцог защищал их от всех нападок. Когда муниципалитет Кнайпхофа в 1538 году бросил нескольких голландцев в тюрьму, лишив их гражданских прав, герцог написал следующие слова: «Давайте жить с этой нацией, как и с другими, в равенстве, как это было с древних времён, с тем, чтобы не возникало разобщения наций». Но именно разобщения желало эгоистичное кёнигсбергское купечество, думавшее только о своей выгоде. Принципом же прусской государственной политики уже тогда, за 200 лет до Фридриха Великого и Лессинга, являлось равноправие наций.　

Помимо уже упомянутых голландцев при герцогском дворе, торговых представителей и самих купцов, в Кёнигсберге находилось также большое количество нидерландских ремесленников: бондарей, красильщиков, суконщиков, ткачей. Они привозили со своей родины разнообразные методы и навыки работы, не известные в Пруссии. Это являлось причиной многих ссор с местными мастерами. Удобным средством ведения борьбы с неугодными конкурентами было подозрение голландцев в ереси. Лёбенихтскому пастору, к общине которого принадлежали нидерландские купцы, жившие в Россгартене, в 1543 году вменили в обязанность проэкзаменовать их на предмет истинной веры. В случае выявления отклонений от верного учения и если они не отказывались от своих убеждений, купцов изгоняли. Ещё в 1559 году герцог запретил всем гражданам сдавать жильё голландцам, если президент консистории не удостоверил их истинной веры.