Александр Снисаренко - Курс - море мрака

В пользу того, что "Аргонавтика", "Илиада" и "Одиссея", а может быть, и "Теогония" — осколки одного великого и широко популярного эпоса, может свидетельствовать и приведенное упоминание Гомера о "песни, в то время везде до небес возносимой" (что это за песнь?), из которой он черпал сюжеты своих поэм, и существование во времена Одиссея рапсода-кифареда Фемия и его фракийского коллеги Фамира [3] (о чем они пели?), о которых тоже поведал Гомер — поведал так, словно имена этих рапсодов прекрасно известны слушателям и не нуждаются в пояснениях. Не исключено, что это были реальные сказители, такие, как, например, поэт Палефат, который жил до Гомера. Возможно, что этот Палефат и эпик-мифотворец, написавший поэму "Троянская война", сохранившуюся в незначительных фрагментах, — одно и то же лицо. До сих пор ничего достоверного не известно и об Орфее, Мусее, Лине, в существовании которых греки нисколько не сомневались, и о многих других, в том числе и о Гомере.

Беотийца Гесиода (самая распространенная версия гласит, что он был крестьянином из Аскры), земляка Ясона и муз, считают иногда современником Гомера. Говорят, что они были соперниками и состязались на Эвбее и в Халкиде. Случается, их обоих называют современниками Архилоха и Тиртея, живших в VII в. до н. э. Иногда их вообще не считают современниками. Историк времени Тиберия Веллей Патеркул писал в своей "Римской истории", что этих двух поэтов разделяет промежуток около 120 лет. Это возможно только в том случае, если принять самую позднюю дату жизни Слепца — VIII в. до н. э. Если высказанная выше догадка о тождестве Гомеровых киммерийцев с Геродотовыми тирсенами и этрусками верна, то временем жизни Гомера мог быть именно VIII в. до н. э. или даже позже, так как переселение лидийцев в Италию имело место между X и VIII вв. до н. э. В таком случае по крайней мере "Одиссея" не могла быть написана раньше этого времени. Гесиодова "Теогония" — первая известная нам попытка систематизировать и в какой-то мере осмыслить греческие мифы, построить единый стройный пантеон. Но была ли она первой? Ведь если верить тем же мифам, греческая письменность возникла задолго до похода аргонавтов — когда в Грецию прибыл финикиец Кадм. Он обосновался как раз в Беотии, там, где была потом написана "Теогония", первый известный нам греческий литературный памятник с бесспорным авторством.

Появление Кадма совпадает с возникновением на Крите линейного письма Б. С X в. до н. э. известна и собственно греческая письменность, развившаяся из финикийского алфавита. Но можем ли мы утверждать, что до этого Греция не имела письменности, хотя бы наподобие критской? "Нам она неизвестна" — так обычно говорят ученые. Трудно поверить, что за несколько сот лет до Гесиода греки не удосужились записать свою, пусть сказочную историю. Но ведь записать можно только то, что уже создано, передается из уст в уста, стало устоявшейся традицией. Чем же пользовался Гесиод? Случайной молвой или вполне конкретным "праэпосом"? Почему "Теогония" и Гомеровы поэмы не только ни в чем не противоречат, но и дополняют друг друга, словно опираются на некий общий канон? Почему греческая государственная система мифов сохранила свою стройность и логическую ясность на протяжении веков, а все разночтения и варианты — либо следствие незначительных изустных искажений, либо бытуют в какой-нибудь определенной местности (племенные мифы), либо являются плодом творчества писателей и логографов? Пример тому — "Одиссеевский вопрос".

Сенека перечислил в "Письмах к Луцилию" проблемы, решать которые, по его мнению, совершенно бессмысленно: "сколько гребцов было у Одиссея; что написано раньше, "Илиада" или "Одиссея" и одним ли писателем: кто старше, Гомер или Гесиод; где скитался Одиссей, между Италией и Сицилией или за пределами известной ойкумены. Такими пустыми вопросами раньше занимались греки, но теперь увлекаются и римляне…" (94, с. 106). Прошли века, но названные философом проблемы по- прежнему волнуют умы исследователей и давно уже не называются "пустыми". Некоторые из них мы попытались осветить на предыдущих страницах, но и это не ответы, а лишь гипотезы, отражающие точку зрения их автора. Окончательный ответ предстоит дать археологам, лингвистам, историкам — представителям огромной армии науки, занимающимся древнейшим прошлым человечества.

О реальных путешественниках древности известно немногим больше, чем об их мифических и легендарных предтечах. Даты ориентировочны, названия гипотетичны, описания туманны. Получается парадоксальная ситуация: мы имеем, в общем, неплохое представление о картине в целом, но совершенно не улавливаем деталей — как на полотнах импрессионистов.

Поэтому особую ценность для историков и географов представляет "Перипл Ганнона Мореплавателя" — единственный полностью дошедший до нас (правда, не в оригинале) отчет о пунической морской экспедиции.

Ганнон был ливийцем по происхождению, карфагенянином по национальности, не слишком отдаленным потомком финикийцев, славившихся своими познаниями в морской науке и долго не знавших себе равных в протяженности и новизне маршрутов. Отважные мореходы и неутомимые исследователи, финикийцы — "хитрые гости морей" — еще в начале первого тысячелетия до новой эры совершали плавания к северным берегам Африки, а в 1001 г. до н. э. основали в дельте реки Награда (Меджерда), в удобной обширной бухте, свое первое поселение — Утику (Хеншир-бу-Шатер). На юге Иберии (Испания) еще раньше (1100 или 1200 г. до н. э.) возник финикийский город Гадес (Кадис). В IX в. до н. э. финикийцы (или пунийцы, как их называли римляне) освоили и колонизировали Сардинию. (Все эти даты приблизительны. Временем основания Утики, например, иногда считают 1112 и даже 1178 г. до н. э., Кадиса — 800 г. до н. э., Карфагена — 814 или 825 г. до н. э.).

Колонизацией занимались не только пунийцы. Их соперниками были италийцы и греки-фокейцы.

Грекам нужна была медь. "Ценной была тогда медь, а золото было в презренье как бесполезная вещь", — отмечает Лукреций (19, V, 1273–1274). Они нашли ее на Апеннинском полуострове. В 730 г. до н. э. жители Эвбеи основывают в Кампании город Кумы. На юге Италии греки закладывают ряд своих опорных пунктов, потом перебираются в Сицилию и строят там в 734 г. до н. э. город Сиракузы.

Карфаген еще слишком слаб, чтобы спорить с греками о сферах влияния. Финикийцы плывут по "оловянному пути". С началом бронзового века олово, как и медь, стало цениться чуть ли не дороже золота. Олова было много в стране Тартесс (часть нынешней Андалузии в Испании вблизи устья реки Гвадалквивир, которая тоже называлась Тартесс), поэтому сюда и устремились корабли пунийцев. По пути в "стоблаженную Тартессу", как называл ее Анакреонт, они основывали колонии-фактории, где хранили свои товары, — своеобразные перевалочные базы. О размахе, который приняла колонизация Карфагеном чужих земель, говорит, например, такой факт, что Ганнон Мореплаватель на африканском побережье от Гибралтара до Сенегала расселил несколько тысяч своих спутников-карфагенян. Из этих факторий финикийские торговые суда совершали частые короткие вылазки вдоль близлежащих берегов.