Николай Карпан - Чернобыль. Месть мирного атома

Вернер Гейзенберг скончался 1 февраля 1976 года в Мюнхене [9].

В текстах вышеприведенных биографий нет двух ключевых фраз, которые присутствуют во всех официальных изданиях, отображающих жизнь этих двух выдающихся ученых. Первая фраза относится к Нильсу Бору. Вместо слов о том, что он был «последовательном борцом за запрещение атомного оружия», включена фраза о том, что с конца 1943 года, под именем Николаса Бейкера, он работал над созданием американской атомной бомбы.

Вторая фраза относится к Вернеру Гейзенбергу. Вместо «человек, возглавлявший нацистскую программу по созданию атомной бомбы» вставлена фраза - «Он не состоял в национал-социалистической партии Германии и не был сторонником нацистского режима. Во время войны возглавил германский проект по атомным исследованиям, надеясь создать атомный реактор и получить ядерную энергию, однако до конца войны эти работы так и не были завершены». Эти небольшие правки в биографических данных знаменитых ученых, на мой взгляд, точнее отражают их жизненный путь.

В 1993 году журналист Томас Пауэрс написал книгу «Гейзенбергова война», в которой утверждал, что Вернер Гейзенберг был тем, кто «взорвал нацистский проект (создания атомной бомбы) изнутри». На основании этой книги известный британский драматург Майкл Фрэйн спустя несколько лет написал пьесу «Копенгаген», вскоре получившую одну из престижных литературных премий. В центре пьесы Фрэйна находилось все то же известное в истории событие - встреча Гейзенберга и Нильса Бора, состоявшаяся в 1941. Что рассказывал об этой встрече Вернер Гейзенберг, выше уже приводилось. Теперь, наконец, есть возможность узнать версию Нильса Бора.

Недавно были опубликованы черновики письма, которое он якобы пытался написать и отправить Гейзенбергу, но так и не сделал этого. Бор взялся за перо еще в 1957 году, чтобы написать свои впечатления от прочтения книги Юнга. Почему Бор решил написать Гейзенбергу, а не вошел в переписку с Юнгом, не совсем понятно. Юнг описал встречу по материалам собственных изысканий, Гейзенберг отказался встречаться с ним, когда тот работал над первым вариантом своей книги. Поэтому Бор вполне мог высказать свои возражения автору книги, т.е. Юнгу. Именно так поступил Гейзенберг. Получив авторский экземпляр с посвящением, Гейзенберг тщательно книгу проштудировал и за многое ее критиковал. Но когда Юнг попросил его подробнее рассказать о поездке 1941 года в Копенгаген и о разговоре с Бором, Гейзенберг подтвердил цель встречи, как попытку договориться о негласном моратории физиков на разработку атомного оружия.

Вернемся к точке зрения Бора (якобы), которая обнаружилась в его архиве. В этом архиве вдруг нашлись черновые варианты одного и того же письма. Один написан рукой жены ученого, другой - отпечатан. На всех текстах есть правки и исправления. Ниже приведены эти черновики в русском переводе [13].

"Дорогой Гейзенберг, Я долгое время собирался написать Вам по поводу того, о чем меня постоянно спрашивают совершенно разные люди. Это касается Вашей и Вайцзеккера поездки в Копенгаген осенью 1941 года. Как Вы знаете из наших разговоров в первый год после войны, у нас с Вами сложилось совершенно разное впечатление о том, что произошло во время этой поездки, отличное от того, что вы написали в книге Юнга.

В данном случае я решил написать потому, что в Англии начато серьезное исследование всего вопроса о проектах с атомной энергией во время войны, исследование, основанное на правительственных архивах, включая материалы разведывательных служб. В этой связи у меня произошли детальные разговоры о том, каким образом я был причастен к этим проектам. И во время этих разговоров задавались вопросы по поводу вашего визита в 41-м. Поэтому я решил, что было бы правильно дать вам точное представление о том, как мы здесь отнеслись к вашему приезду.

Хотя мы понимали, что за этой поездкой стояло желание узнать, как мы жили в Копенгагене в опасной обстановке немецкой оккупации, и выяснить, чем вы можете помочь и что посоветовать, вы также должны были понять, что ваш приезд поставил нас, кто жил одной лишь надеждой на поражение нацистской Германии, в сложную ситуацию. Мы вынуждены были говорить с людьми, которые были однозначно, как вы с Вайцзеккером, убеждены в победе Германии и в том, к чему это приведет. Конечно, мы понимаем, что вам, может быть, сложно восстановить сейчас в памяти, что вы думали и как вы себя выражали на разных стадиях войны, ход которой менялся со временем так, что убежденность в победе Г ермании постепенно ослабевала и, в конце концов, исчезла вовсе, сменилась неизбежностью поражения. Тем не менее, о чем я конкретно думаю, так это о разговоре у меня в кабинете в институте, во время которого я был вынужден - из-за того, какую тему вы затронули -тщательно взвешивать каждое слово, которое я произносил <...>

В вашем письме Юнгу вы также упоминаете приезд Иенсена в Копенгаген в 1943 году, на пути в Норвегию, где он должен был принять участие в работе по увеличению производства тяжелой воды. Правда, что Иенсен специально подчеркивал, что его работа направлена только на производство энергии в промышленных целях, но. хотя мы искренне хотели ему верить, он нас отнюдь не убедил, особенно если учитывать, как много он сам знал о проекте в Германии. В те годы Германия часто заявляла о новом и решающем оружии. Во время этой встречи с Иенсеном я вел себя предельно осторожно, потому что был под постоянной слежкой немецкой полиции.

Когда осенью 43-го года мне, чтобы избежать неминуемого ареста, пришлось бежать в Швецию, а оттуда - в Англию, я впервые узнал о довольно продвинутом к тому времени американо-английском атомном проекте. Вопрос о том, насколько далеко в этом направлении продвинулась Германия, занимал не только физиков, но и правительства, и разведывательные службы, и я включился в дискуссии на эту тему. Я вспомнил обо всем том, что было в Копенгагене, и в этой связи встал еще один вопрос: какого рода разрешение германского правительства вы получили на то, чтобы затрагивать столь опасный вопрос, имеющий столь серьезные политические последствия, с человеком, живущим в оккупированной и враждебной стране. Тем не менее, этот разговор ни коим образом не имел никакого решающего влияния, поскольку на основании данных разведки уже тогда было ясно, что Германия не могла до конца войны провести столь масштабное мероприятие. Я написал столь длинное письмо для того, чтобы, насколько возможно, прояснить этот вопрос, и надеюсь, что мы сможем поговорить о нем еще в больших деталях, когда представится возможность".

И еще черновик: «Я прочитал книгу Роберта Юнга "Ярче тысячи солнц", которая была недавно опубликована по-датски. И думаю, вынужден сказать вам, как глубоко я удивлен тем, насколько вам отказывает память в письме к автору книги, отрывки которого приведены в датском издании. Я лично помню каждое слово наших бесед, происходивших на фоне глубокой печали и напряжения для всех нас здесь, в Дании.