Алексей Богатуров - Системная история международных отношений. Том первый. События. 1918-1945

Архив полковника Хауза. Т. 3–4. М.: Соцэкгиз, 1939–1941.

Версальский мирный договор. Итоги империалистической войны, серия мирных договоров / Пер. с фр. Ю.Н.Ключникова и А.Сабанина. М.: Литиздат, 1925.

Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. Т. 1–2. М.: Издательство иностранной литературы, 1957.

Европа между миром и войной. М.: Наука, 1992.

Илюхина Р.М. Лига наций. 1919–1934. М: Наука, 1982. Гл. 1.

История дипломатии. Т. 3. М.: Политиздат, 1965.

Киссинджер Г. Дипломатия. М.: Ладомир, 1997. С. 193–218.

Клейменова Н.Е., Сидоров А.Ю. Версальско-вашингтонская система международных отношений. 1918–1939. М.: МГИМО МИД РФ, 1995. Гл. 2.

Уткин А.И. Дипломатия Вудро Вильсона. М.: Международные отношений, 1989. Гл. 9.

Шацилло В.К. Президент В.Вильсон: от посредничества к войне // Новая и новейшая история. 1993. N 6.

Elcock H. Portrait of a Decision: The Council of Four and the Treaty of Versailles. L.: Eyre Methuen, 1972.

Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers. Economic Change and Military Conflict From 1500 to 2000. N.Y.: Random House, 1987. Гл. 6.

Keylor W.R. The Twentieth-Century World. An International History. New York; Oxford: Oxford University Press, 1992. Гл. 2.

Lansing R. The Peace Negotiations: A Personal Narrative. Boston; New York, 1921.

Sharp A. The Versailles Settlement: Peacemaking in 1919. L., 1991.

Приход в октябре 1917 г. к власти большевиков означал серьезные изменения как во внутренней, так и во внешней политике России. Нет оснований полагать, что базовые геополитические и экономические соображения, а также историко-культурные архетипы русского и российско-имперского типа поведения в международных отношениях совсем утратили смысл и значение для революционного Петрограда, а затем Москвы, куда 12 марта 1918 г. была перенесена столица. Но революционная идеология, особенно в первое послеоктябрьское десятилетие, повлияла на курс нового правительства. В отдельные периоды она практически полностью определяла внешнеполитические приоритеты государства, создавая огромные трудности как для самой Советской России и СССР, так и для всей международной системы.

Ключевой идеей внешнеполитической фил

ософии нового режима была "мировая революция", предполагавшая в более или менее близкой перспективе развертывание революций, аналогичных российской, в большинстве стран Запада и Востока и установление "диктатуры пролетариата" во всемирном масштабе. В соответствии с логикой большевиков, в государствах-участниках Первой мировой войны должны были неизбежно произойти пролетарские революции, а сама война — перерасти "из империалистической в гражданскую".

Призыв к прекращению войны, заключению мира без аннексий и контрибуций, с которым выступили российские революционеры, был нацелен на достижение трех задач. Во-первых, он служил лозунгом, способным объединить вокруг большевиков на антивоенной основе широкие слои измученного войной населения. Во-вторых, заключение мира позволяло сосредоточиться на внутренних вопросах, чтобы реализовать радикальные коммунистические преобразований в России. В-третьих, антивоенная волна и ожидавшиеся на Западе революции должны были способствовать установлению там политических режимов, родственных большевистскому. Это могло бы привести к созданию целого блока государств с однотипным общественно-политическим строем, способных противостоять "буржуазным государствам".

В руководстве большевистской партии в 1917–1918 гг. шли вполне серьезные дебаты о том, какое направление считать приоритетным: внутри- или внешнеполитическое. Отдельные деятели высшего руководства РСДРП(б) — "левые коммунисты" Н.И.Бухарина и, отчасти, Л.Д.Троцкий допускали, что при определенных обстоятельствах внутренние задачи, в том числе задачи удержания власти в руках большевиков, могут быть принесены в жертву интересам содействия развертыванию мировой революции. Предполагалось, что насильственное свержение советской власти иностранными интервентами вызовет массовое возмущение солидарных с российской революцией "трудящихся и эксплуатируемых" масс во всем мире, и эти массы обратят гнев на собственные правительства. Тем самым будет раздут "мировой революционный пожар", итогом которого станет свержение эксплуататорского строя во всемирном масштабе. В дальнейшем разногласия внутри советского руководства были устранены, и была сделана ставка на укрепление власти большевиков и превращение России в базу "мировой революции".

Говоря о революции на Западе, большевики рассчитывали прежде всего на социальные взрывы в Германии и Австро-Венгрии. Особые надежды возлагались на последнюю, так как именно общественное брожение в образовавшихся в восточно-европейском регионе новых государствах, казалось большевикам, несло в себе мощный революционный потенциал. Германская революция 1918–1919 гг. и создание региональных советских правительств в Германии (Баварская Советская Республика, 7 апреля — 5 мая 1919 г.; Бременская Советская Республика, 10 января — 4 февраля 1919 г.), возникновение Венгерской Советской Республики (21 марта — 1 августа 1919 г.), революционные выступления в Австрии и странах Восточной Европы — все это давало надежду руководителям РКП(б) на приближение мировой революции. Такая аргументация представлялось тем более убедительной, что сторонники большевизма в странах Восточной и Центральной Европы были достаточно многочисленными и обладали влиянием на общественные слои в новосозданных государствах. В руководстве российских большевиков речь шла о планах революции в Чехословакии, Польше и даже Италии. Кроме того, рассматривался вопрос о возможности поддержки "мировой революции" в Европе со стороны стран Востока — Китая, Индии, Ирана и Турции. Азиатские страны, по мнению теоретиков большевизма, могли стать третьим после России и Европы мировым революционным центром. Революция на Востоке, как ожидалось, была способна подорвать колониальное могущество ведущих европейских держав — Великобритании и Франции. Антиколониальное движение, ориентированное на российских большевиков, должно было привести к соединению "западных" и "восточных" революционных центров. Так воплотилась бы идея "мировой революции".

Очевидно, что доктринальные рамки внешней политики большевиков не допускали возможности сколько-нибудь конструктивного сотрудничества с ведущими мировыми державами или возобновления чего-либо, подобного антантовскому союзу с Лондоном и Парижем. Москва ориентировалась скорее на левые, "революционные", то есть антиправительственные силы в развитых странах, безуспешно пытаясь вступить с ними в союз "через головы империалистических правительств". Смысл политики большевиков был понятен западным державам.