Юрий Борисов - Дипломатия Людовика XIV.

В сентябре 1697 года в своей грамоте бургомистрам Данцига царь благодарил их за то, что Конти, приплывшего с эскадрой, в город не пустили и населению торговать с моряками запретили. Петр хотел, чтобы жители города «и впредь при таком же своем намерении постоянно пребывали». Вывод он делал ясный и определенный: французского принца королем Польши «как до сего времяни быть не желали, так и ныне не желаем». Царь предупреждал сторонников Конти, которые, «забыв Бога и права и целость своего народа, для своего малого пожитку, а имянно пре-лстився на французские денги, при нем стоять и нечто творити вымышляют, чего им сила Божия не допустит». И не только сила божья, но и сила оружия. В грамоте говорилось, что царь имеет войска, «которых уже знатное число на Литовской границе в готовности обретается» 19.

Людовик XIV и Конти проиграли. 29 октября принц заявил кардиналу и шляхте, что в течение месяца не получил от них серьезной помощи и поэтому покидает Польшу. Он прибыл в Версаль 13 декабря 1697 года. Виновными во всем были, разумеется, объявлены стрелочники: аббаты Полиньяк и Шатенеф. Их отлучили от двора. А Конти король возместил все расходы. В Версале нанесли удар и по Польше. Пять польских кораблей, захваченных Бартом в Данциге, отдали «на хранение» датчанам. Так бесславно закончилась польская авантюра Людовика XIV.

Итак, «польское дело» выиграл царь Петр I, посадивший на престол Польши «своего человека» — курфюрста. Саксонии, отличавшегося, как выяснилось позже, коварством и вероломством. В Версале затаили злобу. Высокомерие короля поистине не имело предела. В 1698 году, когда Великое посольство царя находилось в Голландии, русская сторона поставила вопрос о посещении Версаля. По словам Сен-Симона, Петр I «был оскорблен вежливым отказом короля, не хотевшим себя стеснять». Член Французской академии историк Оссонвиль в своей работе, хранящейся в Национальной библиотеке в Париже, утверждает: при версальском дворе опасались, что русские дипломаты будут нарушать этикет. Нелепый аргумент! Принимали же в Версале послов Турции и Персии, не блиставших изысканными манерами. Причина была в другом: Людовик XIV и его окружение все еще не понимали, что на европейскую сцену вышла новая могучая политическая и военная сила. А в Версале упорно именовали Петра I не царем, а великим князем Московским.

Однако обстановка в Европе после смерти короля Испании Карла II становилась все более предгрозовой. В Версале не расставались с мыслью получить поддержку царя в «испанском вопросе», ничего фактически не обещая ему взамен. В феврале 1701 года Петр I в местечке Биржы в Курляндии встретился с французским посланником при польском дворе Эроном, поставившим вопрос об участии России в решении судеб испанского наследства. Царь не дал конкретного ответа. Он в общей форме высказался за дружбу с Францией, за развитие с ней торговли.

Россия и Франция все еще не нашли друг друга. Постоянных посольств в двух столицах по-прежнему не было. Но в Версале в связи с начавшейся войной за испанское наследство решили осуществить в Москве дипломатическую разведку. В конце 1703 года в русскую столицу выехал дипломат Жан-Казимир Балюз, находившийся в Варшаве. В этом городе он родился в 1648 году. Его крестным отцом был король Ян Казимир.- Балюз занимал должности поверенного в делах в Венгрии, а затем дипломатического представителя короля в Польше.

Одна из задач посла состояла в изучении внутреннего положения России. В Версале от него ждали сведений о размерах российского государства и его границах на Востоке, о личности царя, о царской семье, ее доходах, об организации управления, об армии и флоте России. Балюз сообщил в Версаль: «Сила царя на суше очень велика... Что касается его морского могущества, то оно систематически возрастает»; «он любит своих солдат и любим ими»; Петр установил «твердый порядок» в стране 20.

Миссия Балюза преследовала далеко идущие цели. Ему поручалось примирить Россию и Швецию (явная недооценка глубины противоречий между двумя странами); добиться выступления русской армии через Польшу, Трансильванию или Италию против императора (наивный расчет на использование царя как мелкопоместного германского или итальянского князя на жалованье у Короля-Солнца); получить у Петра I крупный заем (словно у ростовщика Самюэля Бернара). Расчеты, построенные на песке. Они должны были рухнуть и рухнули.

Нереальной была главная цель французского дипломата, о которой он сообщил генерал-адмиралу и начальнику Посольского приказа Федору Головину: «Я теперь прислан от короля для заключения союза между обоими великими государями». Казалось, что основания для такого заявления были: в 1701 году царь в беседе с Эроном в Курляндии высказался за дружбу с Францией, за подписание с ней торгового договора, даже за содействие избранию французского принца на польский престол, если в будущем такой вопрос вновь возникнет 21.

Со времени беседы царя с Эроном прошло два года. Русская армия одержала первые победы над шведами. А войска французского короля в ходе войны за испанское наследство терпели поражения. Но внешнеполитическая ориентация Людовика XIV не изменилась. Франция по-прежнему сохраняла дружественные отношения с врагами России — Швецией и Турцией, сражалась с Империей, с которой сотрудничала российская дипломатия. Поэтому в Москве не были заинтересованы в сближении с Францией, не проявляли инициативы и ожидали предложений от французов. Шел месяц за месяцем. Балюз без дела находился в Москве. Переговоры фактически не велись. Король сохранял высокомерие, напрасно рассчитывая на уступчивость русской стороны. В июле 1703 года он счел бесполезным дальнейшее пребывание Балюза в Москве и предложил ему вернуться в Варшаву. Но царь не торопился, задерживал отъезд посла, не возвращая ему паспорт и не предоставляя охрану 22.

Послу все же дважды удалось встретиться с Петром I. В беседах царь не затрагивал политических вопросов. Его интересовала торговля с Францией. А условий для ее развития, особенно в период тяжелейшей войны за испанское наследство, не существовало. В марте 1704 года Балюз вернулся в польскую столицу с пустыми руками.

Итак, реальных мотивов для сближения России и Франции не было. Поэтому и своих послов царь в Версаль не посылал. В Москве удовольствовались тем, что с 1703 года в Париже жил русский дворянин Постников, не имевший официальных полномочий. Однако он переводил на французский язык и передавал Торси (а государственный секретарь — королю и министрам) сведения о ходе войны между Россией и Швецией, о внутреннем положении российского государства, о его законах, финансах, флоте. В Версале прекрасно понимали ценность такой информации. Неаккредитованный дипломат выполнял функции и торгового представителя. Он закупал инструменты, ткани, одежду. Попытался нанять на русскую службу 12 хирургов при содействии Торси. Безуспешно. Французские врачи отказались: «Чают в край света ехать к Москве» 23.