Геннадий Смолин - Моцарт. Посланец из иного мира [Мистико-эзотерическое расследование]

Поначалу незримо, неприметно, но с уверенной поступью в моем сердце утвердилась тишина и умиротворенность.

Раздался звонок в дверь. Он донесся, точно эхо, отразившееся от далекой горы, такое слабое, что поначалу не веришь собственному слуху. Но звонок прозвучал снова. Медленно — каждый шаг был как самый первый — я двинулся в прихожую. Звонок зазвенел опять, на этот раз оглушительно, и я понял, что он заливается прямо над головой. Я включил свет и отпер дверь. Галогенная лампа над входом снаружи так ярко била в лицо стоящего перед дверью человека, что я, в страхе от увиденного, отшатнулся. Это был Анатолий Мышев, но иной. Такой Анатолий Мышев мог бы привидеться мне в ночном кошмаре. Лицо его стало совсем прозрачным; мертвенно-бледный свет, казалось, сорвал с него все покровы, и обнажилось самое существо человека. Мне стало стыдно, словно я ненароком вторгся в чей-то тайный мир. Я не хотел этого. Я не хотел больше причинять боль ни одному живому существу.

— Добрый вечер. Извини меня еще раз за столь поздний визит, — проговорил Анатолий Мышев с подчеркнутой интеллигентностью компьютерного мальчика. — Я человек ночной, а главное — полагаю, что тебе будет ну-у очень любопытно!

— Какой разговор, Анатолий, входи, — перебил я. — И будь как дома. Без церемоний.

Мой голос вновь преобразился, вновь стал каким-то деревянным, искусственным.

Я проводил его в комнату и зажег свет.

— Присаживайся, — сказал я, предвкушая сюрприз, который приготовил мне Анатолий. — Ну что, опять шнапс?

— Не откажусь, — растянул в улыбке губы Мышев.

Я пошел в кухню за чистыми стаканами, налил один стакан до половины для Анатолия, а себе опять плеснул на донышко. Пить я не собирался — мне нужно было завтра рано утром вылетать в Берлин.

И тут я вспомнил молитву и животворные слова:

«Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».

И еще были слова. какие же это были слова? Ах, да!.. Да пребудет любовь!..

Я вернулся с подносом в комнату, расставил стаканы, легкую закуску и протянул Анатолию стакан с отличной водкой.

— Я пришел к тебе, — заговорил Анатолий, — по поводу той последней рукописи. Из Берлина. По правде сказать, я появился из-за ее содержания. О! Великолепный шнапс! — добавил он, пригубив зелье. — Полагаю, что у тебя есть маленький водочный заводик?

Я держал стакан, не поднося его ко рту.

— Опять рукопись? — переспросил я.

— Да, милсдарь, — важно заявил Анатолий и сделал еще глоток. Потом он глубокомысленно спросил:

— Что тебе известно о людях в сером?

— Почти ничего, только то, что есть про них в рукописи.

Мышев улыбнулся и опять отхлебнул водки.

— Мне неловко задерживать тебя надолго, может быть, поговорим завтра?

— Послушайте, Анатолий, — сказал я, — я вовсе не хочу спать и горю желанием услышать твой рассказ. Меня не интересует, сколько времени он займет. К чему эта твоя политкорректность?

Мышев расплылся в улыбке: наконец-то представился случай поразглагольствовать о том, в чем, как ему казалось, он здорово поднаторел. Он стал потчевать меня рассказами об эзотерике, а я то и дело подливал ему водки.

— Поговорим о ртути, — широко улыбнувшись, проговорил он. — Ртуть (Hg) издревле была посвящена Меркурию. В средневековой алхимии этой планете ставилось в соответствие число 8. О том, какое отношение имеет это число 8 к смерти и вопросам посвящения в античном культе таинств, речь пойдет ниже. А пока что отметим, что сразу же бросается в глаза: эта восьмерка присутствует и в том числе 18, которое намертво связано с великим Моцартом. Поскольку числам 1 и 2 нет алхимических соответствий (они начинаются только с 3 это Сатурн, а 4 — Юпитер и т. д.), то из этой комбинации двух чисел единица выпадает: и сублимируется в цифру 8 — Меркурий, образуя смертельный яд: сулему или mercurius sublimatus.

Увидев недоумение в моих глазах, Анатолий подчеркнул:

— На первый взгляд все это может показаться преувеличенным и надуманным, но, к сожалению, не все так просто. Необычными такие взаимосвязи покажутся только тому, кто неискушен в мифологических сплетениях античного и средневекового образа мышления. Скажу откровенно, ведь, скажем, душу химии мы потеряли в схематизме ее формул. И то, что нам сегодня представляется абсурдным, еще несколько поколений тому назад принадлежало «благости знания» посвященных. И тут на свет выступают целые таблицы «соответствий», соответствий чисел, элементов, металлов, планет, драгоценных камней и целебных трав. И тут среди прочих признаков для ртути в Меркурии выступает серый цвет. Запомни это, серый цвет, пресловутый «серый посланец», а это ничто иное, как символ или знак.

— Ты имеешь в виду то, что за три месяца до кончины Моцарт был напуган серым посланцем, будто бы заказавшим ему траурную мессу? Хотя сведения об этом заказе и мессе, по многим источникам — чистой воды выдумка.

— Верно. Так вот, Моцарт был крайне напуган этой встречей и переданное незнакомцем известие воспринял как открытое предупреждение о своем скором конце. Причем, «серый посланец» приходил в согласии с символикой чисел — священное число раз — было ровно три встречи.

— Единственное, чего тут не хватало, так это подписи черным по белому: «Ты, Моцарт, приговорен к смерти».

— Вне сомнений, «Волшебная флейта» в окружении этих событий предстает теперь совсем в ином свете. И слухи, гулявшие по Вене, будто Моцарт был отправлен на тот свет из-за разглашения тайн «королевского искусства», сегодня уже не кажутся безосновательными. В самом деле: здесь он столкнулся со «своим ядом», так же как столкнулся с 8-ю аллегориями Меркурия на колонне Гермеса, изображенной на титульной гравюре к первому либретто «Волшебной флейты». Остановимся на ней подробнее. Слева под колонной лежит мертвец: вот он, умерщвленный архитектор храма Адонирам или Хирам! А ведь Моцарт наверняка держал эту гравюру в руках, держал и созерцал свой яд и судьбу своего двойника — но не понял этого!

Те, кто доконали его, оказались на несколько порядков изощренней. И, тем не менее, внутренний голос подсказал ему, что «музыке скоро конец».

— Что последовало за этим — известно, — резюмировал я.

— В пасьонах Моцарта число 18 приобретает новое, откровенно культовое значение. 18 ноября 1791 года состоялось освящение второго храма венской ложи «Вновь венчанная надежда». Для этого случая Моцарт написал кантату объемом в 18 полных листов. Подобно древнеегипетским гимнам к богу Солнца Ра, в этом сочинении канонически проводятся соло, дуэты, речитативы и номера для смешанного хора. То есть церковный стиль очевиден.

Вскоре Моцарт оказался прикованным к постели, тело его сильно опухло. На 18-й день после освящения храма, 5 декабря 1791 года он скончался. Не будь это число зафиксировано документально, его без стеснения попытались бы оспорить и выдать за культовую легенду.