Геннадий Смолин - Моцарт. Посланец из иного мира [Мистико-эзотерическое расследование]

Я стал выговаривать вслух — медленно и громко:

— Спокойно, малыш, без паники! Ничего страшного. Все очень просто и легко объяснимо. Сейчас главное — выжить и вырваться отсюда — во что бы то ни стало!..

Надо же, еще недавно мне было абсолютно наплевать, погибну я или буду жить. Теперь все изменилось. Этот эпизод с наружным наблюдением и киношной погоней повернул систему координат на 180 градусов. Кстати, тоже эзотерическое число.

Скоро я добрался до фирмы, где взял машину напрокат, быстро рассчитался и, освежившись в туалете, вышел на улицу. Вежливые берлинцы подсказали, как мне добраться до вокзала Zoo или Zoologischer Garten.

Поднявшись в роскошный автобус маршрута № 100 и, уплатив 2,1 EUR, я довольно скоро прибыл на Zoo.

Вокзал оказался совсем крошечным в сравнении с нашими Казанским, Павелецким или Белорусским, хотя и считался тогда одним из главных вокзалов Западного Берлина.

Я решил воспользоваться скоростным экспрессом, получившим название ICE, билет стоил недорого — 40 EUR.

До отправления поезда Берлин-Мюнхен оставалось 20 минут.

Было рано, шел пятый час утра. Уже рассвело, до восхода оставалось минут 20–30. Хотя я спал мало, но было такое чувство, что выспался всласть.

Поезд полз, как улитка по ветке. Еле-еле. Странно, но хочется жить этими мгновениями. Внизу рельсы, бетонные шпалы — как будто у нас, в России. Нырнули в плотный туман.

Продвигаемся вслепую, будто на ощупь. И вот из ниоткуда, как в мультфильме Норштейна «ежик в тумане», выдвинулась громада Мюнхенского вокзала.

Вот и перрон, какой-то длинный, бесконечный, так долго тянется. Последние сантиметры мучительной дороги. Господи, приехали! Стоп. Выбрался наружу.

— Wie geht’s? (Как поживаете?)

— Danke! — благодарю я и спрашиваю: — Wo befindet sich der Weg zu Dachau? (По какой дороге проехать в Дахау?).

Мне объясняют — тут недалеко автобусная стоянка, а там — рукой подать, минут тридцать-тридцать пять — и я в Дахау.

Прохожу сквозь вокзальную толпу и, отыскав нужный автобус, отправляюсь в путь. Дорога в Дахау заняла всего полчаса. Признаться, я немного заволновался: как меня встретит герр Гунтер Карл-Хайнц Дуда. Тугое нарастание сердечных ударов, истома ожидания.

И вот после двух резких поворотов, моста через реку, я добрался до места. Отыскать улицу Томаса-Шварца, дом не представлялось трудным делом. Я шел, а мне в лицо дул утренний верхнее-баварский ветерок, кругом — немецкий покой и порядок.

Мэтра Гунтера Карл-Хайнца фон Дуду я узнал сразу. Доктор медицины, создавший три книги о Моцарте, разительно напоминал французского киноактера и певца Ива Монтана.

Уроженец Верхней Силезии, герр Гунтер Дуда совмещал деятельность врача-терапевта с изучением всех деталей, аспектов, связанных с тайной гибели Моцарта.

Доктор Гунтер Дуда принял меня, как будто мы знали друг друга много лет.

— Я знаю все, — лаконично сказал он.

И мы сразу перешли к делу. Он показал мне два документа, впрямую связанных с посмертной маской Моцарта.

Это был текст письма Констанции Моцарт Брайткопфу и Хертелю от 17 февраля 1802 года (письмо № 1342):

«А посему сообщаю Вам, что здешний императорский и королевский камергер, граф фон Дейм (несколько лет тому назад, назвавшись Мюллером, устроил художественную галерею из собственных работ) тут же после смерти Моцарта сделал гипсовый слепок его лица. И еще: придворный актер Ланге, очень славный художник, написал его в натуральную величину, en profil, затем же, не без помощи, видимо, отливки Дейма, переделал портрет — Моцарта он знал хорошо — en face, причем сходство совершенное».

И еще упоминание в письме младшей сестре Зофи Хайбль второму мужу Констанции Моцарт Георгу Ниссену:

«До сих пор в ушах моих звучит последнее, что он попытался сделать: изобразить литавры в своем Реквиеме. Тут же появился Мюллер из художественного кабинета, он сделал гипсовый слепок с его бледного, помертвевшего лица» (З. Хайбль Ниссену, 7 апреля 1824 года).

Показав эти два отрывка из писем, доктор Дуда прокомментировал:

— Вот два известных документа, которые доказывают, что с В. А. Моцарта своевременно и со знанием дела была снята посмертная маска. Упоминаемый в письмах граф фон Дейм, или Мюллер как раз и есть императорский и королевский камергер граф Дейм (полное его имя Иосиф Непомук Франц де Паула граф Дейм фон Штритец, известный под псевдонимом как Мюллер или Дейм-Мюллер (1750–1804), который сыграл в жизни великого Моцарта небольшую, но важную знаковую роль).

— А у Констанции осталась хотя бы копия посмертной маски? — поинтересовался я.

— Согласно документам, у нее был гипсовый слепок, но она во время уборки уронила и разбила гипсовую маску. И выкинула обломки артефакта.

— Кстати сказать, история жизни графа Дейма-Мюллера — скорее остродетективный сюжет для кино, — продолжил тему Гунтер Дуда.

Итак, граф Дейм изготовил для себя бронзовую отливку посмертной маски Моцарта, иначе гипсовый оригинал при работе с воском утратил бы свою чистоту и стал бы просто непригоден для выставочных целей. Кто сообщил ему о кончине композитора, неизвестно. Ясно только одно, что граф Дейм предвидел возвышающееся значение гения Моцарта. Георг Николаус Ниссен упоминает об этом 17 февраля 1802 по поручению жены:

«Мне хочется сообщить Вам, что здешний императорский и королевский камергер, граф фон Дейм, который несколько лет назад назвался Мюллером, — он еще устроил художественную галерею исключительно из своих работ, — так сей господин снял гипсовый отпечаток с лица только что умершего Моцарта. Ну а дальше придворный актер Ланге, кстати, очень хороший художник, написал его в натуральную величину, правда, в профиль, а затем, — ни без помощи вероятно отливки графа Дейма, — перерисовал портрет в фас (а с Моцартом он был хорошо знаком). Причем, сходство получилось необыкновенно точное. У этих обоих господ адреса были поблизости, и в своей общей работе им не было нужды обмениваться письмами».

Так звучат известные в настоящее время документы, которые доказывают, что профессионал в действительности снял посмертную маску или может быть, даже слепок с головы. Качество бронзовой отливки соответствует вышеприведенным источникам, и как раз тогда изготовленному единственному негативу. Слепок должен был сделан самое позднее через два-три часа после смерти Моцарта, то есть где-то в районе 3 или 4 часов утра 5 декабря 1791 года, так чтобы исключалось движение глаз.