Ден Равив - История разведывательных служб Израиля

Участники этих быстро набиравших политический вес групп включали Рафи Эйтана; бывшего ответственного сотрудника «Моссада» Рехавью Варди, которого Шарон назначил «координатором» на оккупированных территориях; генерал-майора Аврахама Тамира, помощника министра по вопросам планирования и стратегии; торговца оружием и ветерана «Амана» Яакова Нимроди; и время от времени — Кимче, ветерана африканских операций «Моссада», занимавшего второй по старшинству пост в «Моссаде» до своего перехода на должность генерального директора министерства иностранных дел.

Кимче четверть века прослужил в «Моссаде» и всегда мечтал возглавить это агентство. В конце 1970-х годов Кимче решил, что у него появился отличный шанс, поскольку Бегин, судя по всему, рассматривал его как естественного преемника Хофи. Однако Хофи не был настроен на такое развитие событий. Он был крайне недоволен чрезмерной независимостью Кимче, который часто действовал так, будто вся организация состояла только из него одного. Он часто отправлялся в какие-то таинственные зарубежные поездки, о которых не было известно даже директору. В «Моссаде» Кимче имел кличку «человек с чемоданом». Хофи также обвинил Кимче в том, что он понапрасну тратит деньги, но Кимче отвергал все обвинения, правда, в конце концов у него пропало желание оставаться там, где никто не хотел его видеть, и в 1980 году он ушел в отставку.

Кимче принял предложение своего бывшего коллеги по службе в «Моссаде» Ицхака Шамира и стал генеральным директором МИД Израиля, не оставляя, однако, своей мечты когда-нибудь занять пост директора «Моссада». Он сохранял связи со своими старыми коллегами и был в курсе того, что происходило в агентстве.

Тем временем Рафи Эйтан, другой ветеран «Моссада» с аналогичными амбициями, начал расширять сферу деятельности «Лакама». Круг интересов этого таинственного агентства не ограничивался «научными связями», и Эйтану удалось добиться 10-кратного увеличения того, что профессионалы разведки зовут «разведывательной отдачей». Если во времена Биньямина Бламберга «Лакам» выпускал около двух сотен документов в год, то при Эйтане эта цифра выросла до двух тысяч.

За рубежом «Лакам» начал действовать в «серой зоне», которая в принципе была исключительной сферой деятельности «Моссада». Эйтан также постоянно оказывался в состоянии конфронтации с «Моссадом», когда начинал выступать в своей второй роли — советника премьер-министра по антитерроризму.

Хофи, со своей стороны, выражал крайнее недовольство независимостью Эйтана, жаловался на него самому премьеру и коллегам в комитете «Вараш».

Другой хорошей новостью для Шарона, пришедшей из разведсообщества, стало известие о смене руководства в «Шин Бет». Аврахама Ахитува отправили в отставку, и его место занял Аврахам Шалом. Это был старый друг Рафи Эйтана, который вместе с ним участвовал во многих операциях, включая похищение Эйхмана. Шарон и Шалом были настроены на одну волну по многим вопросам.

Шарона также радовала вероятность того, что еще один его союзник может возглавить «Моссад». Генерал-майор Екутиель (Куги) Адам, кадровый военный, который принимал участие в ряде совместных проектов с разведкой, был твердым кандидатом Бегина на пост директора «Моссада». В 1950-х годах Шарон и Адам служили вместе в парашютных войсках.

Чувствуя уверенность в своих силах, Шарон проявлял заинтересованность в разработке новых формулировок в области внешней и оборонной политики. В декабре 1981 года новый министр обороны выступил с программной речью, в которой провозгласил, что оборонительные интересы Израиля выходят за пределы зоны непосредственной конфронтации с соседними арабскими странами и включают Пакистан, Северную Африку и даже более отдаленные районы Африканского континента.

Шарон не ограничился словами. Он пытался реализовать свои взгляды через различные военные и внешнеполитические проекты.

Вскоре «Моссад» столкнулся с независимыми действиями друзей Шарона: бывшего агента «Моссада» Нимроди и его делового партнера Ала Швиммера, ранее возглавлявшего израильскую корпорацию «Израель эйркрафт индастриз». Их деловая активность часто сводила их с арабскими коммерсантами и политиками, а главным советником и каналом в высшие эшелоны власти Израиля был Шарон.

Нимроди, потерявший миллионы долларов в Иране, когда исламские легионы аятоллы Хомейни свергли шаха Ирана, продолжал лоббировать западные интересы в Тегеране. Как признанный эксперт по этому региону он надеялся вернуть Западу рынок Ирана с его 45-миллионным населением, попутно намереваясь возвратить свои капиталы. Он считал себя образцовым патриотом, но границы, разделявшие личные интересы Нимроди и интересы государства Израиль, часто были размыты.

Нимроди и Швиммер познакомились с саудовским миллиардером Аднаном Кашоги, сотрудничали с ним в ряде коммерческих сделок и с удовольствием обменивались идеями о путях ближневосточного урегулирования. Все трое верили в сосуществование через капиталистическое сотрудничество. Связь с Кашоги помогла Нимроди получить секретный документ политического характера, подготовленный наследным принцем Фахдом. Для Нимроди это было крупным достижением, что, естественно, не обрадовало «Моссад», который обвинил его в том, что он «путается под ногами» и «мешает работать».

Документ, известный под названием «План Фахда», впервые поднимал вопрос о возможности саудовского признания Израиля как государства. Нимроди привез этот документ в Израиль еще до того, как он был опубликован в Рияде. Его агитация по этому поводу была вполне понятна, поскольку он постоянно подчеркивал, что саудовцы в обмен на мир и взаимное признание арабов и израильтян добивались лишь права поднимать саудовский государственный флаг над святыми местами в Восточном Иерусалиме как символ ответственности Саудовской Аравии за охрану святых мест, как это делалось в Мекке и Медине.

Премьер Бегин, однако, был разгневан. Ему не понравилось, что Нимроди попытался представить этот документ как программу умеренного толка. Бегин отвергал малейшие намеки на то, что Израиль может пойти на какое-то ограничение своего суверенитета в отношении всего Иерусалима, и просто отказался вникать в детали этого документа. По мнению Бегина, Фахд излагал старую позицию арабского экстремизма, добивавшегося от Израиля отказа от тех земель, которые Бенин считал исконной еврейской родиной.

Однако история с саудовским документом была пустяком по сравнению с головокружительным планом, который возник в ходе зарубежных поездок означенных лиц в 1981–1982 годах. Эта была целая сеть тайных контактов иранско-суданского плана, связывавшая Израиль с Саудовской Аравией и их многосторонними интересами в Северной Африке.