Джон Норвич - История Сицилии

Результаты этой работы, завершенной в январе 1154 года, приблизительно за месяц до кончины короля, сложно переоценить. Во-первых, была построена огромная планисфера из серебра весом не менее 450 римских фунтов [58] Один римский фунт равнялся 327,45 грамма; вплоть до раннего Средневековья эта единица применялась для исчисления количества драгоценных металлов. – Примеч. ред . (на нее нанесли «расположение семи климатов с указанным местоположением областей, стран, морских побережий, равно ближних и дальних, заливов, морей и водотоков; расположение пустынь и возделанных земель и соответствующих расстояний между ними по обычным торговым путям, в милях или в иных известных мерах; а также назначение портов». Увы, планисфера была уничтожена в ходе беспорядков при следующем короле, всего через несколько лет после ее создания.

Зато второй – возможно, наиболее ценный – плод трудов ал-Идриси дошел до нас во всей своей полноте [59] Она тоже пострадала в ходе беспорядков, но десять копий уцелели. Две из них сегодня хранятся в парижской Национальной библиотеке, одна – в Бодлеанской библиотеке в Оксфорде. . Это книга, надлежащим образом именуемая «Отрада страстно желающего пересечь мир», но обычно коротко называемая просто «Книгой Рожера»; это величайшее географическое сочинение Средневековья. На самой первой странице мы читаем:

Земля кругла, как шар, и воды прилипают к ней и удерживаются на ней благодаря естественному равновесию, которое не подвержено изменениям .

Как и можно ожидать, «Книга Рожера» содержит в себе твердо установленные топографические факты – многие из них удивительно точны для исследования, проведенного за три с половиной столетия до Колумба, – и откровенные «байки путешественников»; впрочем, и последние заставляют предполагать, что они подвергались суровой критической оценке. Об Англии мы читаем:

Англия лежит в Океане Тьмы. Это остров немалых размеров, форма которого походит на голову страуса, и там есть богатые города, высокие горы, крупные реки и равнины. Эта земля весьма плодородна; ее жители смелы, охочи до дел и предприимчивы, но все они изнемогают под гнетом вечной зимы .

Хотя придворный круг ученых Рожера отнюдь не полностью состоял из мусульман наподобие ал-Идриси, правоверные, по всей видимости, образовывали самую многочисленную группу; а среди европейцев было наверняка немало тех, кого привлекал в Палермо именно этот «привкус» арабского знания и арабской культуры. В отличие от христианства, ислам никогда не проводил различия между священным и мирским знанием. В Средневековье, когда римская церковь опасалась и даже активно препятствовала светским исследованиям, ученые мусульмане вспоминали, как сам Пророк заповедал им: «Того, кто вступил на путь поиска знаний, Аллах наставляет на путь, ведущий в рай». Мусульманская цивилизация, что давно признавал даже Запад, намного опережала в развитии христианскую Европу. Особенно это касалось математики и физических наук, где арабский стал ведущим языком.

Тем не менее это был дьявольски трудный язык для изучения, и в Северной Европе, во всяком случае, умелых учителей явно недоставало. Поэтому на протяжении минимум полувека люди наподобие Аделарда Батского – пионера арабистики в Англии и величайшего светоча английской науки в ряду между Робертом Гроссетестом [60] Епископ Линкольна, канцлер Оксфордского университета, считается основоположником оксфордской естественнонаучной школы. – Примеч. ред . и Роджером Бэконом – отправлялись в Испанию и на Сицилию, чтобы раскрыть, как они надеялись, секреты мусульманского мира. Многие выбирали мусульманскую Испанию, но для других Сицилия обладала одним неоспоримым преимуществом: в культурном отношении она все еще оставалась в существенной степени частью арабского мира, а также поддерживала постоянный контакт с греческим востоком. В библиотеках Палермо, не говоря уже о базилианских монастырях на острове и в Калабрии, ученые могли отыскать греческие оригиналы произведений, известных в Испании только в отрывках или в переводах сомнительной точности. Сегодня мы склонны забывать, что до тринадцатого (или даже до четырнадцатого) столетия Западная Европа пребывала практически в полном неведении о греческом мире; Сицилия короля Рожера сделалась главным из «эллинских» исследований за пределами самой Византии. Но в Византии арабская культура была неизвестна, и византийцы арабам не доверяли. Лишь на Сицилии обе цивилизации оказывались доступными для изучения, как говорится, из первых рук.

О смерти короля Рожера известно мало – только день, когда все случилось, 26 февраля 1154 года. Что касается причин, Гуго Фальканд, величайший из хронистов норманнской Сицилии, чья история начинается со следующего короля, говорит только об «изнеможении от непосильных трудов и преждевременного наступления старости вследствие пристрастия к удовольствиям плоти, каковых он не чурался, забывая следить за собственным здоровьем». Несмотря на изложенное подданным желание быть похороненным в Чефалу, огромную гробницу из порфира установили в соборе Палермо. Ее открывали неоднократно, чтобы продемонстрировать тело усопшего короля, – в королевской мантии и столе; на голове у него была диадема с жемчужными подвесками, как на портрете в церкви Марторана. Таков был последний жест Рожера в сторону Византии, империи, которую он ненавидел, но концепцию монархии которой принял как свою собственную.

Когда он умер, ему было всего пятьдесят восемь. Проживи он еще пятнадцать лет, его страна, возможно, обрела бы ту национальную идентичность, которую он столь упорно пытался создать, и вся история Южной Европы, возможно, оказалась бы иной. Несколько лет после кончины Рожера норманнская Сицилия продолжала распространять свое влияние и авторитет от Лондона до Константинополя, а культурный блеск двора в Палермо оставался незамутненным и не имел аналогов в Европе. Но внутренняя «ткань» государства уже начинала распадаться, и в правление Вильгельма Злого королевство, сохраняя видимость былого великолепия, стало медленно клониться к упадку.

Новый король Вильгельм (Гильом) Злой в целом не заслуживал такого прозвища. По правде говоря, он удостоился его почти через двести лет после смерти – главным образом, вследствие двух бед, с которыми так и не сумел справиться. Первой бедой был его отец, Рожер II, который всегда затмевал собой сына; второй оказался ведущий хронист времен Вильгельма, Гуго Фальканд, ненавидевший короля и поливавший его грязью при каждом удобном случае. Внешность Вильгельма также была против него. К сожалению, портретов не сохранилось, однако в исторических хрониках король описывается как человек огромного роста, «чья густая черная борода придавала ему дикие и страшные черты и вселяла страх в сердца многих людей». Подобный облик в сочетании с поистине геркулесовской физической силой – он разгибал две сложенных вместе подковы голыми руками – отнюдь не способствовал популярности Вильгельма.