Николай Костомаров - Казаки

либеральными фразами, предпочел оставаться под власт ью московскою, хотя последняя не кормила Украины либеральными надеждами.

При Брюховецком, Дорошенке, Ханенке, Мазепе — та же история: народ уничтожал попытки своих вождей, покушавшихся отыскать ему иную судьбу, кроме единства с Московиею. Переберите все песни южнорусскою народа, все его предания, пословицы — нет тени недовольства соединением с Московиею, нет зародыша стремления к отложению; несколько пословиц, изображающих невыгодный взгляд на москаля, относятся к значению этого слова в смысле солдата и могут только служить доказательством тягости военного постоя для народа, но никак не вражды к великорусскому народу. Хмельницкий угадал внутреннюю связь двух соплеменных народов, понял потребности своего края и определил его историю сообразно этим потребностям. Вот великая заслуга этого человека. Дело его было не на десятки лет, а на целые века.

Нельзя сказать, чтоб южная Русь постоянно благоденствовала в соединении с московским народом; но там, где, по ошибкам человеческим, южной Руси приходилось чувствовать гнет обстоятельств, этот гнет равномерно тяготел и над северною Русью. Не поставим мы в вину России уничтожение козацкого порядка и так называемых прав и вольностей Малороссии, потому что этот порядок с правами и вольностями сам собою. сделался анахронизмом среди новых -стихий исторического бытия. На двухсотлетний период от Хмельницкого до нашего времени падают тяжелым воспоминанием только два дела по исключительному отношению к южной Руси: первое — Андрусовский договор, уступивший Польше заднепровскую южную Русь и на целое столетие с лишком дозволивший совершаться в ней делу полонизации; второе — введение в Малороссии крепостного права и долговременная терпимость его в руках поляков над заднепровскою южною Русью. Но, к счастью, нет теперь ни того, ни другого; и то и другое — дело истории, а в приложении к настоящему вспомним пословицу: кто старое помянет, тому глаз вон! Из всех исторических документов имеет для нас теперь важность разве один — Переяславский договор, величайшее дело Богдана Хмельницкого. Но этот договор не гарантировал Украину в будущности; в нем обеспечиваются только временные условия страны, а не народные права на грядущие поколения. Ни одна статья его не годилась бы теперь; этого мало; Мало-

россия вовсе не осталась бы довольна, если бы восстановить силу этого договора. А между тем в нем есть для нашего времени очень важное: это дух его, а не буква. Буква касается буквы — государственной внешней жизни народной, а она-то и есть дух для внешних явлений в государстве. Этот дух Переяславского договора говорит красноречиво, что народ южнорусский сознавал свою цельность как народ и добровольно пожелал соединения с великорусским народом; это самое повторил бы народ и в продолжение двухсот лет после Переяславского договора, и он повторял это, коль скоро приходился случай; это самое южнорусский народ скажет и в настоящее время.

Мы желаем идти с великорусским народом одною дорогою, -как шли до сих пор; наши радости и горести пусть будут общие; взаимно будем идти к успехам внутренней жизни, взаимно охранять наше единство народное от внешних враждебных сил. Мы просим от великорусского народа и от великорусского общества одного: уважения к нашему языку и признания за ними неотъемлемого естественного права развивать этот язык и нашему народу идти со своим языком по пути общечеловеческого развития. До сих пор большинство великорусского мыслящего общества не только не оказывало попыток нравственного насилия над стремлениями к возрождению нашего языка, но относилось к нам с сочувствием. Во всем великорусском народе мы уверены: в нем есть благородное отсутствие побуждений насильно ассимилировать в себя соединенные с ним народы. Этим качеством может гордиться народ великорусский. Если было в нашем отечестве что-нибудь противное, то оно исходило не из народных побуждений, а от наплывов чуждых идей. И теперь мы,. к сожалению, встречаем неблагосклонные к нам голоса, которые готовы кричать: «караул, Россия разлагается»! Уже южнорусским писателям и ревнителям народного слова прибрали занятую напрокат из Америки кличку сепаратистов! Эти голоса прорываются и в литературу, но, к чести великорусской читающей публики, не пользуются сочувствием. Всякий мыслящий великорус, радеющий, как и мы, о целости нашей общей нации, поймет, что не может быть разложения государства там, где идет речь об утверждении любви и союза между народами. Может ли быть опасность для государства русского тогда, когда два русские народа, южнорусский и великорусский, будут связаны между собою взаимным уважением к своей народности, когда южнорусы будут считать необходимостью распространение в своей земле языка великорусского и его литературы, а великорусы станут оказывать содействие к развитию и процветанию языка южнорусского? А мы желаем именно этого, и ничего другого. Пусть пребывает эта братская народная связь во веки нерушима, ограждаемая не мертвыми буквами постановлений и законов, а живым сознанием любви и правды; пусть это сознание переходит из поколения в поколение обоих народов как завет отцов к детям. Пусть дело развития и процветания народного языка южнорусского будет делом всей русской земли, а не одной южной Руси; пусть всякое оскорбление, нанесенное южнорусскому слову, принимается так же на берегах Москвы и Невы, как на берегах Днепра и Днестра; анафема всех истинных детей нашего общего отечества да постигнет и того южноруса, кто помыслит о расторжении нашего братского народного союза, и того великоруса, кто с гордынею господства станет покушаться на святыню южнорусской народности. Пусть наш народный союз укажет миру светлый пример, как соплеменные народы могут уживаться в одной внешней государственной взаимной связи, скрепленные внутренней связью народной; пусть он послужит первообразом для всех племен славянских, которые рано или поздно должны сознать, что отдельные стремления каждого из них на счет других ведут только ко вражде, ослаблению и порабощению, и что для всех один истинный спасительный путь — жить, мыслить и действовать сообща всем вместе, в духе взаимной любви и единения.

УКРАИНСКИЙ СЕПАРАТИЗМ

Когда о существовании этнографии, как науки, еще не знали, история скользила только по дворцам да по армиям, нацией признавались одни привилегированные классы, и никто не считал важным знать, как говорит, чувствует, думает, живет народная масса, тогда извинительно было воображать, что вся Россия везде одинакова во всем.

Но с расширением исторических и этнографических знаний, новыми, более широкими потребностями науки о человеческом обществе стало известно и показалось важно, что юг российской империи населен (так же, как и значительная часть австрийской Галиции) особым славянским племенем, говорящим своеобразным наречием, сохраняющим своеобразные формы жизни, понятия, верования, стремления и исторические воспоминания. Естественно было покороче с ним познакомиться. И вот стали появляться сборники его песен и преданий, потом стали писать его речью, сначала для смутки с высоты барского погляда на мужичье, а далее — с этнографическою целью изобразить народные нравы, в последнее же время, после освобождения крестьян, с целью передать народу первые плоды образованности в ближайшей и удобнейшей форме, особенно же перевод св. писания нового завета, как основы его воспитания. Эти попытки сначала возбуждали только сочувствие, но вдруг потерпели ни за что ни про что нападения, обвинения и гонения сначала в Киеве от издателей и сотрудников тамошних периодических изданий: «Вестника