Николай Костомаров - Казаки

Его отношения к Турции представляются в ином свете, а не в том, в каком привыкли мы себе изображать их.

Знаменитый казацкий вождь, которого мы считаем искренним слугою московского престала и одним из славнейших двигателей дела объединения русской державы, был на самом деле данником Оттоманской порты и не переставал считать себя таким и после переяславского договора, когда, казалось нам, ничто не дозволяло бы сомневаться в его верности России.

Такие отношения начались еще в 1649 году, как показывает один документ о плавании по Черному морю и о торговле, напечатанный в Собрании государственных грамот и договоров; но совершенно утвердились они в конце 1650 года, как ясно свидетельствует хранящаяся в архиве иностранных дел грамота султана Мехмета, писанная по-турецки на пергаменте с приложеиным при ней старым польским переводом. Она гласит так:

<<���Наиизбраннейшему из монархов религии Иисусовой гетману козацкому Богдану Хмельницкому, его же конец да будет счастлив, чинится писание сие, исходящее от нашего высокого и пресветлого трона через одного из урядников наших Осман-Чауша, возвращающегося вместе с вашим послом, который привез ваше писание, исполненное самой завзятой искренности. Сообразно с обычаями всего света, наияснейший наместник наш, наивернейший на швеликий визирь приказал перевести его дословно и подать нам. И мы, уразумевши его содержание, то-есть ваше и всего войска вашего прошение, поняли, что вы скорбите на своих неискренних друзей, равно как и на жестоких ваших неприятелей: все, о чем вы писали к нам, мы узнали. и уразумели. Знайте же, что высокая Порта обыкла оказывать милость и милосердие друзьям и карать своих врагов..Вы .с верною искренностью откровенно высказавшись, отдаетесь под криле и под протекцию непобедимой Порты нашей, и мы сердечно и любовно принимаем вас и. о -верности и искренности вашей не сомневаемся. Что вы секретно сообщали Осман-Чаушу, о том о всем в подробности. он сообщил нам, и мы тотчас к вельможному монарху хану крымскому послали свой крепкий и строгий указ, повелевая, чтоб он никогда своих очей и ушей не обращал на польскую сторону; напротив, если бы оттуда подул какой-нибудь ветер, несущий на вас войну и гонение, если бы поляки неожиданно и насильно напали на войско ваше, то чтоб он тотчас своим быстролетным войском постарался подать вам помощь, где бы только оказалось это нужным. Мы ему это сурово приказал и. А по ка только вы со всем войском вашим будете верны ми, ис кренно преданными счастливой Порте нашей, до тех пор ведите сношение с ханом безопасно, и не обманетесь. Уж етеперь высокая Порта вполне принимает вас под свою пр отекцию, и вы будьте в том уверены и нам через своих послов в подробности объясняйте о всем, что деется в краях ваших. Ныне же, в знак нашего расположения, исходящего от великих монархов, цесарей, владык всего света, при сем нашем ясном писании посылаем штуку златоглаву и кафтан, чтоб вы с уверенностью возложили на себя этот кафтан' в том смысле, что вы теперь стали нашим верным данником. А что вы наияснейшую Порту просили, что готовы дань давать, как иные наши христианские данники дают, то мы, благорасположенные к вам, оценивая ваши добродетели, тем остаемся довольны. А притом, чтоб вы послов своих, людей достойных на резиденцию сюда, к нам прислали, в утверждение нашей дружбы посылаем вам сие писание.

Дан в начале месяца Ребиул Эвеса 1061 (в декабре 1650) >>.

Грамота эта доставлена была Хмельницкому в ту пору, когда он, предвидя скорое возобновление войны с поляками, боялся польских стараний склонить на сторону Польши крымского хана Ислам-Гирея, данника Порты, прежнего союзника казаков, подозревая в последнем охлаждение к себе. Хмельницкий думал побудить Турцию приказать хану воевать за казаков уже в силу того, что казаки стали подвластными турецкому султану, которому повиноваться обязан был крымский властитель.

В феврале следующего 1651 года начались первые неприязненные действия между казаками и поляками. Из Очакова татарский вождь Вели-ага писал к Хмельницкому, что скоро прибудут к Очакову вспомогательные татарские силы, и вспоминая, как он, вместе с Хмельницким, воевал под Збаражем в 1649 году, просил казацкого гетмана замолвить о нем доброе слово перед ханом, видимо, заискивая протекцию у нового верховного повелителя мусульман; но турецкий начальник в Очакове Арамадан-бег писал к Хмельницкому, что этот Вели-ага рассылал письма к татарам, будто с согласия хана, чтоб татары не спешили помогать казакам. Это сделалось причиною замедления орды, и Хмельницкий напрасно укорял в том его, Арамадана. Вместе с тем Арамадан-бег извещал, что уже салтан, брат ханский, с ордою в Перекопе, а сам Арамадан-бег выступил в п ОХод~ в пятницу с казацкими посланцами: Матвеем, Бло-шакою и Бутьком.

В следующем затем месяце марте великий визирь Мел-лит-Ахмет-паша извещал Хмельницкого, что государь его, султан оттоманский, благосклонно принял уверения козац-кого гетмана и всего войска в дружественном расположении к Турции и в верности ее монарху, и повелел приказать крымскому хану, чтоб он, вместе с братьями своими, вел орду на помощь казакам против поляков. В то же время написано было от имени падишаха господарю молдавскому суровое неодобрение его поступков, показывавших его нерасположение к Богдану Хмельницкому, такому же, как и он сам, даннику оттоманского императора. Султан опять посылал Хмельницкому в знак своей неизменной к нему благосклонности богатый кафтан, а визирь от себя послал ему в подарок дорогой коралл персидский. Визирь совеТовал гетману отправить в Варшаву своих послов, чтоб выведать о замыслах поляков, но никак не доверять коварным уверениям в желании мира, а о том, что узнает, доставлять сведения в Турцию. Некто Бектам-ага-Янчерик в том же марте писал к Богдану Хмельницкому из Константинополя, что при дворе падишаха все радуются союзу с казаками, а именитые сановники денно и нощно прославляют подвиги Богдана Хмельницкого. Недавно приехавший из Чигирина Осман-ага опять был отправлен к казацкому гетману и повез ему известие, что кроме крымского хана прибудут к нему на помощь силы из Добруджской земли. Разом с ласковым вниманием к своему делу со стороны мусульманских властей Хмельницкий получал благословения и благожелания от представителей православной иерархии в землях, подвластных турецкому государю. Константинопольский патриарх Парфений, от 4 февраля, послал к Хмельницкому грамоту, в которой величал гетмана, как воителя за православную веру против латинства, и призывал на него Божие благословение, а вместе с тем просил и о подаянии через посланного в русские страны какого-то Никиту Михайловича. Февраля 18 подобная патриаршая грамота посылалась к тогдашнему киевскому митрополиту Сильвестру Коссову, а февраля 20 две грамоты: одна к генеральному писарю Войска запорожского Ивану Выговскому, другая — к бывшему уже при Хмельницком митрополиту коринфскому, который впоследствии был убит на Берестечеком сражении. Все четыре грамоты, касаясь одного предмета, писаны по-гречески и с приложенными латинскими переводами хранятся в московском главном ар-хиос иностранных дел. Из них видно, что послами в Константинополе от Богдана Хмельницкого были тогда А нто нЖданович. киевский полковник, и какой-то Павел Иванович, а при них был переводчик, именем Павел.