Николай Костомаров - Казаки

Ганна сказала, -что перед отъездом ее из Москвы, Дора-шенко сообщил ей о новом браке с другою Молявки-Мно^ гопеняжного. При этом Ганна заплакала и закрыла лицо руками. Отец нахмурился и повесил голову. Кусиха начала укорять старую Молявчиху, говорила, что все это она так подстроила, научила своего сына оставить в беде и забыть свою пропавшую жену.

- — Бог знае, — заметил Кус: — може, и не стара; -мо-

же, сам молодый якось провидав, що ёго жинка з иншим повинчана. Аже ж: як бы пак ёго з другою повинчалы, колы б не зналы певне, що перша ёго жинка сама вже повинчана з иншьщ!

— Я ёго не выновачу, — сказала Ганна: — запевне ёму довелы як на долони, що я з иншым повинчана: и вин теж изробыв. Чим вин вынен? Моя доля несчастлыва вынна.

И она снова разразилась рыданиями.

— А вжеж! — говорила раздраженная Кусиха: — Щоб ёго душа так пролылась уся, як отсе через ёго льлются слёзы моеи дытыны!

Баба, як есть баба! — сказал Кус: — Сама не знае, на кого сердыться. Правду повидать — чи вынен вин, чи ни, того не знаю, а колы вынен, то все-таки ' меньш от усих.

— А хыба вона чим вынна проты ёго! — сказала Кусиха.

— Тато правдивийший! — сказала Ганна. — Ни в чим, ни в чим вин не вынен. Дай, Боже, ёму доброго здоровья и счастьтя з иншою, абы тильки вона ёго щирым серцем так любыла, як я. Не судыв нам Бог у-купи жыты; а я ему не те що ничого- злого не жадаю, а рада б ище хоч яке лыхо перебуты, абы ему добре було!

— Выпыла ты добрый кивш лыха, дочко! — сказала Кусиха. — Не дай Боже куштовать его за таке паскудне, що одвернулось от тебе и наплювало на тебе!

Кус сказал:

— Я бачу, сей молодець дуже задатный, зъумив- соби стежку протоптаты. 3 простого рядовыка — нашого брата — подиисся у пансьтво, сотныком зразу став! Да зусь! Зазнавсь, мабуть, скоро. Скынулы, кажуть.

— Ия чула, — сказала Ганна, — скынулы, и Доро-шенкив брат сотныком у Сосныци.

— Ему силькись! 3 багатою паиною оженывся, з Бут-рымивною. Се люды багати, — заметил Кус.

— Бувае, тату, що з бидною приязнийше шматок житного хлиба грызты, ниж з багатою смачный обид обидаты и дороги напытки вживаты. Минуй его, Боже, недобра доля! — сказала Ганна.

— Так як же се? — заметила Кусиха: — Ганна ему жинка була, а тепер уже що ж вона: не жинка ему стала, чи як. .

, — Я ему жинкою и зосталась, — сказала Ганна. — У

мене лыст есть от патриарха з его Приказу данный: те винчаньня, що на мене в Московщини сыломиц наложылы, не уважать за винчаньня, а мене считать за жинку Моляв-ци-Многопиняжному. Так патриарх присудыв. ,

— Отсе у Молявки дви жинки разом буде, чи що? — спрашивала Кусиха. — Сего по нашому хрещеному звычаю не можно. Яка, небудь да одна ёму жинка повынна буты: або ты, або та друга!

— Або ни та, ни друга! — сказал Кус. — По моему розгляду так. Хоч не вынен вин, що з двома побрався, а вже як перша жинка знайшлась, так не треба завдаваты жалю ни тий, ни другий, и не жыты б ему ни з першою, ни з другою, а йты у манастыр Богови слуговаты.

— А я ще раз кажу: — сказала Ганна: — нехай жыве в счастьти-здоровьи з тыею, котра ёго полюбыла без мене. Ни в чим вин проты мене не согришив, ни я проты ёго. Я по вик свий турбоваты ёго ничым не стану. Аже ж, вы тату и мамо, не проженете мене з своеи домивки! 3 вами у купи жытыму, вам годытыму, вам слуговатыму, старощив ваших доглядатыму, за вас, тату и мамо, що дня й вечир встава-ючи и лягаючи Бога благатыму. От так увесь вик свий коротатыму.

— Дытыно люба, — сказала Кусиха: — ты ще мола-денька! Може, Бог, колы мылосердие Его буде, нагородыть тебе за все те лыхо, що отбула еси неповынпо. Може, Бог пошле тоби дружину!

, — А як я маю з тыею дружиною зийтыся? — сказала Ганна. — Хыба я ии шукатыму?

— Не ты, доню, ии шукатымеш, а вона тебе знайде, — сказала Кусиха. — Ще ты хороша, доненько моя: хоч и спала з выду от того палючого лыха, а ще не зовсим зны-дила.

— Не знаю, — сказала Ганна: — того, що буде попе-реду. Не знаю — и выгадувать про те не стану и зарика-тысь не буду. Одно тильки знаю: не пийду я ни за кого

такого, що мене щиро не полюбыть и котрого я сама не полюблю. Отсе я знаю. А що дальш зо мною станеться и яку Бог долю мени судыть, про те не знаю и думать про те не хочу.

— Се розумне слово, дочко! — сказал Кус: — Не маемо про пришле гадаты. Треба жыть як набижыть, та й годи. Слава мылосердому Богови: ты у нас одна, а у нас худи-банька, хвалыть Бога, есть: хоч мы не дуже багати, а все-таки нужды не знаемо. Усе наше — твое. Колы очи наши закрыються, ни кому ж воно все зостанеться, як тильки тоби.

После этого разговора начался семейный обед. Все подпили наливки. Кус вынул большую серебряную стопу, которая подарена была одним значным войсковым товарищем еще на свадьбе Куса с Кусихою. Наливши ее до верха смородиновкою, Кус поднял стопу вверх и произнес:

Подай, Боже, доброго здоровья и счастлывого вику дожываньня славному тогобочному гетманови Петрови До-рошенкови за те, що нашу дытыну ласково прийняв на чу-жий сторони миж чужими лыхимы людьмы, нашими ворогамы! Аще же в чим согришыв перед Богом, пошли ему, Господы, час покаятыся, и просты ёго по. велыкому Твоему мылосердию!

П р им е ч а н и е. О дальнейшей судьбе возвращенной на родину Ганны Кусивны, в деле об ней, известий нет. Мы строго держались, в основных чертах, той фабулы, на какую случайно наткнулись, рассматривая акты, хранящиеся в Московском архиве Министерства Юстиции. Мы дозволи- . ли себе в изложении вносить только подробности истории быта и нравов описываемого времени на основании черт, рассеянных в различных источниках того века.

Примечания

к статье «УКРАИНСКИЙ СЕПАРАТИЗМ» (Неизвестные страницы Н. И. Костомарова) 26 26 Статья Н. Костомарова «Украинский сепаратизм» впервые была опубликована в 1921 г. в Одессе Всеукраинским Государственным издательством отдельной брошюрой. Работе предшествовало это предисловие профессора Ю.Г.Оксмана.

В десятой главе известной своей автобиографии Н. И. Костомаров подробно повествует о том, как в самый разгар польского повстанья поднялась в руководимых Катковым «Московских Ведомостях» буря против украинского национального движения, коснувшаяся его тем более, что в этой газете самое имя Костомарова, «было выставлено на позор как одного из преступных составителей замыслов, по мнению противников, грозивших опасностью государственному порядку. Пошли в ход слова: сепаратизм и украинофильство. Инсинуации давались преимущественно из Киева. Я видел ясно, — говорит Костомаров, — что господа, толковавшие о сепаратизме и пытавшиеся совместить украинофильство с польским мятежом, сами того не знали, что повторяли выходки поляков, которым литературное украинское движение давно уже стояло костью в горле, так как оно более всего служило опровержением польским теориям о том, что Южная Русь — законная принадлежиость Польши, а южнорусский язык есть не более, как наречие польского языка. Мысль эта была выражена особенно рельефно во французском сочинении Владислава Мицкевича, сына знаменитого польского поэта Адама, и разгуливала в русских газетах в тех же выражениях, в каких изложил ее первоначально польский патриот, с тою только разницею, что в наших газетах применялось к России то, что поляки применяли к Польше. На обвинения М ос к о в с к и х В е д ом о с т е й я н а п и с а л б о л ь шо е о пр о в е р ж е ни е, но ц е н з у р а е г о н е п р о п у с т и л а 27 27 «Литературное наследие» Н.И.Костомарова, СПБ. 1890,.стр. 154-155. ... »