Коллектив авторов История - Естественные эксперименты в истории [сборник]

Можно было бы объяснить эти различия в экономической политике Гаити и Доминиканской Республики простой случайностью, индивидуальными склонностями и чертами характера обоих диктаторов. Среди других факторов можно назвать постоянную напряженность между странами-соседями (неудивительную после приказа Трухильо перебить 15 000 граждан гаитянского происхождения и угроз Дювалье поддержать изгнанных политических противников Трухильо); редкие случаи сотрудничества двух диктаторов (например, Трухильо однажды за наличные купил у Папы Дока гаитянских рубщиков тростника для работы на доминиканских сахарных заводах); а также эпизоды военной интервенции США в обеих странах. И Трухильо, и Дювалье были яркими личностями, и никто не возьмется утверждать, что Трухильо был типичным доминиканцем, а Дювалье — типичным гаитянином.

И все же разную экономическую политику Трухильо и Дювалье невозможно объяснить просто разницей в характерах этих двух диктаторов. Если говорить коротко, то Трухильо в своей экономической политике поддерживал (пусть и ради личной выгоды) исторически сложившуюся опору Доминиканской Республики на экспорт и внешнюю торговлю, и в этих его усилиях принимали участие (добровольно или вынужденно) тысячи других доминиканцев. Дювалье же, со своей стороны, демонстрировал полное отсутствие интереса или даже враждебность к экспортным операциям и внешней торговле, что также с давних пор было традиционным для истории Гаити [206].

Что ж, квалитативное сравнение Гаити с Доминиканской Республикой помогает пролить свет на причины того, почему же Республика Гаити стала такой бедной. Значение прошлого страны — колонии, большинство населения которой составляли рабы, — историкам, конечно, известно [207]. Но потенциально возможны и более детальные и более обширные сравнения, которые в конце концов помогли бы нам лучше понять эти две страны, делящие один остров. Например, не следует забывать, что Гаити и Доминиканская Республика — это лишь два объекта естественного эксперимента и что можно узнать больше, если расширить рамки эксперимента, включив в него еще три государства Больших Антильских островов — Кубу, Ямайку и Пуэрто-Рико. Было бы полезно провести также квантитативное аналитическое сравнение Гаити и Доминиканской Республики в разные исторические эпохи, чтобы проследить, как именно с течением времени они отдалялись друг от друга по таким показателям, как площадь лесного покрова, численность и уровень жизни населения, объем экспорта. В XVIII веке западная часть острова Гаити была намного более богатой, чем восточная; сегодня она намного беднее. Так когда же Доминиканская Республика догнала и перегнала Республику Гаити? И в какой степени этот отрыв сформировался (если вообще сформировался) еще до начала правления Трухильо?

Второе исследование, включенное мной в данную статью, — это попытка разобраться в том, что стало причиной обезлесения и последующего упадка полинезийского общества на острове Пасхи; это один из самых известных и наиболее часто обсуждаемых вопросов полинезийской истории [208]. По большей части поисками ответа на этот вопрос занимаются археологи, а не историки, потому что общество острова Пасхи было дописьменным — а значит, у нас нет письменных свидетельств, которые обычно служат ключевыми источниками для исторических исследований. Тем не менее коллапс полинезийского сообщества острова Пасхи — это все же одна из тем всеобщей истории. Данный этюд иллюстрирует сложности, с которыми историки повсеместно сталкиваются, пытаясь выделить самую важную причину для тех явлений, которые имеют сразу много причин и зависят сразу от многих факторов. Он также демонстрирует, как к этой проблеме можно подступиться методом квантитативного статистического сравнения, сопоставив результаты сразу нескольких предметных исследований.

Основные факты таковы: жители острова Пасхи вырубили или сожгли, то есть почти полностью истребили десятки видов деревьев, произраставших на острове. Подобные действия кажутся крайне недальновидными для людей, которые полностью зависели от древесины и деревьев: они требовались островитянам и для приготовления пищи, и для обогрева, для строительства каноэ и жилищ, для изготовления веревок, удобрений, а также полозьев и систем рычагов для транспортировки и возведения своих статуй. Неудивительно, что, когда древесина на острове Пасхи закончилась, здесь разразилась междоусобная война, настал голод, резко сократилось население, а все политические структуры рухнули [209].

И все же столь мрачный исход не перестает удивлять, если мы вспомним, что на сотнях других островов Тихого океана, в свое время колонизированных теми же самыми древними полинезийцами, а также двумя группами родственных народов — меланезийцами и микронезийцами, — ничего подобного не наблюдалось [210]. Неужели жители острова Пасхи оказались какими-то особенно недальновидными и к тому же слишком увлеклись своим необычайно расточительным обычаем — высекать и воздвигать огромные каменные статуи? Но у обитателей других полинезийских островов тоже имелись собственные сумасбродные привычки, вроде строительства тысяч больших деревянных каноэ или больших каменных храмов, и это не привело их культуры к крушению.

Семь лет назад я познакомился с Барри Ролеттом, археологом из Гавайского университета, который в то время проводил раскопки и изучал современные общества на другом полинезийском архипелаге — Маркизских островах, — где до прибытия европейцев не наблюдалось ни массовой вырубки лесов, ни социального коллапса. Мы с Барри задались вопросом: не связаны ли различия в судьбе Маркизских островов и острова Пасхи разными природными условиями? Например, на Маркизах более влажно и тепло, чем на острове Пасхи, так что можно ожидать, что вырубленный лес там восстанавливается быстрее. Но поскольку между этими полинезийскими регионами есть еще много других различий, мы не могли, сравнив только их, объяснить разные судьбы Маркизских островов и острова Пасхи лишь разницей температур и разным количеством осадков.

Поэтому Барри провел два года, собирая базу данных по шестидесяти девяти островам Тихого океана, которые он расположил по степени обезлесения, наступившего в результате деятельности полинезийских поселений к тому моменту, как эти острова впервые увидел европеец. Барри не мог выразить степень обезлесения в цифрах, но ему удалось в несколько более общем виде оценить эту степень по пятибалльной шкале: она варьировалась от полного отсутствия лесов на острове Пасхи через различные промежуточные стадии до слабого или незначительного обезлесения на нескольких других островах. Затем мы с Барри ранжировали каждый остров по девяти природным и четырем аграрным переменным — либо выразив значения этих переменных численно, либо расположив их на сравнительной шкале и присвоив им два, три или четыре балла. Например, точный возраст островов по большей части нам неизвестен, так что мы просто классифицировали острова как геологически «молодые», «средние» или «старые».