С Далин - Китайские мемуары. 1921—1927

На другой день выяснилось, что в эту же ночь был произведен обыск в квартире у тетки. У нас ничего не нашли, а у нее кое-что обнаружили — и забрали в тюрьму. Позже я узнал, что именно обнаружили: революционную литературу. Шесть месяцев тетка просидела в тюрьме. Мать носила ей передачи и обычно брала меня с собой. Так я узнал, что такое жандармы и что такое тюрьма. Это был мой первый урок политграмоты, и я его хорошо запомнил.

Когда мне было пять лет, отец обучил меня азбуке, и скоро я стал читать и писать. Спустя некоторое время я окончил двухклассную школу, в которой учительствовал мой отец. Попытки поступить в минскую гимназию не увенчались успехом. Меня отвезли к дедушке в уездный город Виленской губернии Свенця-ны (ныне Швенчонис), где только что открылась гимназия. Здесь все прошло легко и успешно.

Дед был частным поверенным, иначе говоря — адвокатом. У него был одноэтажный деревянный домик, в котором находились рабочий кабинет и небольшая приемная. Среди посетителей деда преобладали бедные крестьяне, в домотканой одежде, забитые, удрученные.

Почерк у деда был неразборчивый, пишущих машинок тогда еще не было, и дед зачастую давал мне переписывать судебные бумаги. Речь в них всегда шла о земле. Крестьяне жаловались на то, что помещик захватил их землю. Дед вел дела крестьян в суде. Своеобразие положения заключалось в том, что, как правило, крестьяне были литовцами, помещик — поляком, власть (суд и полиция)—русская. Так с детства я узнал, что такое аграрный вопрос: земля и крестьянское горе.

След этих впечатлений остался у меня на всю жизнь: интерес к аграрным отношениям, к крестьянскому вопросу. Несколько лет спустя, уже после февральской революции, в группе социалистической молодежи мы занимались изучением программ политических партий в России. Каждый член группы делал какой-либо доклад по этому вопросу. Я выступил с рефератом об аграрной программе партии социали-стов-революционеров.

Летом 1917 г. нас, гимназистов, отправили в деревню на сельскохозяйственные работы, на «помощь солдаткам». Мы работали у одной помещицы. Огромная усадьба, парк, большой каменный дом с колоннами в стиле ампир; управляющий верхом на коне с арапником, низко кланяющаяся челядь, крестьяне, барыня, повелевающий тон ее речи. Так я получил некоторое представление о феодализме.

В Китае, во время перехода из Кантона в Наньчан, когда мы останавливались на ночевку в какой-либо деревне, я всегда собирал материалы об аграрных отношениях. Да и теперь, когда мне приходится заниматься экономикой какой-либо капиталистической страны, я не упускаю из виду этого вопроса. И все это в начальных своих истоках идет от деда, от тяжб литовских крестьян с помещиками, от судебных исков, которые я переписывал.

На каникулы я уезжал домой в Минск. Перед одной из таких поездок я забрался на чердак, где рядом с каким-то хламом лежали книги и журналы. Обнаружив небольшую книжку и решив, что это сказка в стихах, я взял ее с собой, чтобы почитать в поезде. Когда я приехал домой, отец увидел у меня в руках эту книжку. Пораженный, он сказал: за такие книжки твою тетю в 1908 г. посадили в тюрьму. Это был «Конек-Скакунок» С. А. Басова-Верхоянцева — революционная сказка, направленная против царского самодержавия, изданная в 1905 г. во время революции. Так впервые я познакомился с запрещенной революционной литературой...

Наступил 1914 год. Я перешел во второй класс и уехал на летние каникулы к родителям. Вся семья была в сборе. Старшая сестра уже училась в Киевском университете, старший брат только что поступил в Московский университет, другой брат — старшеклассник минской гимназии — каждое воскресенье проводил цельге дни в библиотеке. Меня очень заинтересовало: что это такое —библиотека, что там делают? И вот она, минская библиотека имени А. С. Пушкина. Вхожу туда с братом. Комнаты, заставленные книжными полками, дальше большой читальный зал и в нем — огромные столы, за которыми сидят читатели. И я тоже. Первый раз в жизни. Запомнилось навсегда.

Вечером всей семьей собирались в столовой. Нас — семь человек, помимо меня — два брата и две сестры. На столе, на медном подносе — самовар. Светятся горящие угли, а из крышки вырывается пар. Ужин — каша, хлеб с маслом, булочки. И вот начинается самое главное: чтение вслух. Выписывали либеральную газету «Русское слово». Обсуждали самые важные события, читали вслух фельетоны В. Дорошевича или же что-нибудь из художественной литературы. Помню, например, рассказы В. Короленко. Так газеты вошли в мою жизнь. Рано стал я их регулярно читать.

Началась мировая война... Последние дни июля (по старому стилю). По улице мимо наших окон проходят полки отправляемых на фронт солдат. Впереди шагают офицеры. Залихватские солдатские песни. Мы с отцом стоим у окна и смотрим на проходящие войска. Отец молчит, долго молчит, а потом говорит: все это кончится революцией. И отходит от окна.

Только после революции я узнал его биограф'ию. Мальчиком он ушел из семьи и работал на пристани в Вильно (Вильнюс). Там на него обратили внимание студенты, которые оказались народовольцами. Он участвовал в их попытке освободить знаменитого народовольца Н. Морозова, участника покушения на Александра II. Морозов возвращался из заграницы в Россию. Его тут же арестовали и собирались повезти в Петербург. Группе народовольцев, с которой сдружился мой отец, стало известно, каким поездом, когда и через какую именно станцию должны были везти Морозова. Там его собирались отбить у жандармов. В назначенное время группа народовольцев, в составе которой находился и отец, вошла в остановившийся на станции поезд, но Морозова там не оказалось. Его провезли раньше, другим поездом. Попытка освобождения не удалась. В 1882 г. его приговорили к вечной каторге.

Один из этих народовольцев подготовил отца к поступлению в реальное училище. Он выдержал экзамен и был принят. Будучи уже в шестом классе отец был по политическим причинам исключен с «волчьим билетом» из училища, без права поступления в другое учебное заведение. Спустя несколько лет, скрыв, что учился в реальном училище, он в другом городе сдал экстерном экзамен на звание народного учителя...

Прошел один год. Снова летние каникулы. Немцы наступали, и мы как беженцы летом 1915 г. уехали всей семьей в Орел. И когда в феврале 1917 г. разнеслась весть о революции в Петрограде, она не была для меня неожиданностью. Выйдя из гимназии, я увидел на площади у городской думы толпу и сразу же к ней присоединился. Кто-то достал в рядом расположенном мануфактурном магазине красную материю, у дворников добыли метлы, вытащили из них палки, прикрепили купленные полотнища и с красными флагами все отправились к заводу, который с начала войны был переведен на производство артиллерийских снарядов. Там мы соединились с рабочими и все вместе пошли назад, мимо городской думы, к тюрьме — печально знаменитому орловскому централу, в котором содержались политические заключенные. По дороге разоружали городовых.