С Далин - Китайские мемуары. 1921—1927

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ

С.А.ДАЛИН

ИЗД. 2-е

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

МОСКВА 1982

9 (М) 71

Д15

Ответственный редактор Л. П. ДЕЛЮСИН

Далии С. А.

Д15Китайские мемуары. 1921—1927. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1982.

382 с. с ил.

Автор мемуаров неоднократно бывал в 20-х годах в Китае, где принимал участие в революционном движении. О героической борьбе китайских трудящихся за свое освобождение, о бескорыстной помощи советских людей борющемуся Китаю, о встречах автора с великим революционером-демократом Сунь Ятсеном и руководителями Коммунистической партии Китая повествует эта книга. Второе издание дополнено автором.

п0506000000-101

Д 013(02)—82КБ-5-30-82 9(М)71

(6) Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1975, с изменениями.

Предисловие ко второму изданию

Настоящее издание воспроизводит первое с незначительными изменениями. В их числе отдельные вставки, связанные с моей работой в Китае в 1922 и 1926 гг. Более существенные дополнения относятся к современности, однако и они являются непосредственным продолжением прежнего текста. Так, например, заключительная глава книги: «Прошлое и настоящее», написанная в 1975 г.,доведена во втором издании до 1981 г. Кроме того, сделан ряд редакционных улучшений.

Многие читатели первого издания выражали пожелание более подробно познакомиться с моей биографией. Однако само название книги ставит в этом отношении определенные границы. Тем не менее в добавленном «Вступлении» приводятся некоторые биографические эпизоды, относящиеся к ранней молодости автора. Они -сыграли большую роль в формировании моего политического сознания и в известном смысле подготовили меня к той работе, которой я занимался в Китае. И поскольку мемуары — это не история, а своего рода биография, то «Вступление» органически связано с содержавшем книги.

С. Далин

25 января 1981 г.

Вступление

Страницы этой книги относятся к моей молодости. Они охватывают период моей жизни с 19 до 25 лет. Начал же я свое приобщение к революционной деятельности еще раньше, с первых дней февральской революции, когда мне еще не исполнилось 15 лет. Тогда я не задумывался над вопросом, что привело меня на этот путь. Все казалось настолько естественным, что иначе и быть не могло. А вот теперь занялся самоанализом. Ведь ничего просто так не случается. Почему часть моих школьных товарищей ушла и лагерь революции, другая — в лагерь контрреволюции, а большинство спряталось от бури? С тех пор прошло более 60 лет. Теперь иная эпоха, совершенно новые проблемы, но, присматриваясь к жизни современной молодеж и, убеждаешься в том, что и сегодня все обстоит далеко не просто. Все как будто проделывают один и тот же. путь: детский сад, школа, работа, институт, а потом жизнь у каждого складывается по-своему. Почему? Только ли благодаря врожденным склонностям и способностям или же из-за воздействия окружающей среды, или того и другого вместе? Так или иначе, но все происходит по причинам, которых мы сами не осознаем полностью в молодости, но над которыми задумываемся в зрелости. Особенно часто вспоминаешь отдельные случаи, происшествия, события, которые врезываются в память на всю жизнь, оставляют глубокий след и. порождают те чувства и мысли, симпатии и антипатии, которые, оказывается, определят твое поведение в будущем, твое мировоззрение. И все начинается с самого раннего детства.

Я родился в 1902 г. в местечке Кретинген (ныне г. Кретинга, Литовской ССР) у самой русско-германской границы. Недалеко от дома, в котором мы жили, начинался спуск в овраг, где протекала речушка. По

ней и проходила здесь граница между царской Россией и кайзеровской Германией. Отец мой был народным учителем двухклассной школы, обучал детей русскому языку и арифметике.

Революции 1905 г. я, конечно, не помню, но разговоры о карательных отрядах, подавлявших революционное движение, продолжались еще долго после революции и кое-что до меня дошло.

Мы жили тогда уже в Оник-штах той же Ковенской губернии. Родители вспоминали о карательных отрядах с содроганием, и это чувство передавалось мне. А спустя некоторое время, гуляя со всей семьей в лесу, отец показал нам полянку у больших камней. Там проводились сходки и митинги. Потом я узнал, что в Оникштах существовала подпольная организация, которая дала о себе знать во время революции. Все это прочно отложилось в моей памяти.

Спустя три года произошло событие, которое воздействовало на меня более определенно. В связи с тем, что старшие братья и сестра подросли и стал вопрос об их дальнейшем образовании, отец обратился с просьбой перевести его в другой город, в котором имеются мужская и женская гимназии. По действовавшему тогда положению дети учителей, находившихся на государственной службе, освобождались от платы за учение. В 1907 г. отец был переведен учителем в начальную школу в Минске, где жила сестра матери. После маленьких местечек Минск казался огромным городом, в котором был даже шестиэтажный дом. Мы жили на Ново-Московской улице в каком-то дворе, который больше походил на переулок: по обеим сторонам стояли дома. Длинный двор упирался в стену тюрьмы.

Весной 1908 г. ночью меня разбудил стук в дверь и громкий разговор людей, одетых в военную форму. Это были жандармский офицер и три жандарма. Последние остались в комнате, в которой я спал, а офицер с отцом -прошли в-перед в столовую, из которой дверь в»ела в спальню родителей. Моя кровать стояла у стены, напротив — у окна за столом уселись жандармы. В моей комнате зажгли свечу, в столовой — керосиновую лампу. Дверь в комнату закрыли, и я остался один с жандармами. Что происходило в столовой, я не видел, но зато наблюдал за «гостями». По-видимому, им было скучно. Развеселились, когда один из них, сидевший на столе, напротив моей кровати, вытащил из кобуры блестящий пистолет и стал целиться в меня. Жандармы смеялись, а я относился к этому с полным безразличием. Мне не было еще шести лет, и я не понимал таких забав. Их смех производил на меня большее впечатление, чем пистолет.

В столовой о чем-то долго говорили, я слышал, как передвигают какую-то мебель, а главное — никто из комнаты не выходил. Там шел обыск. Под утро жандармы ушли.