Ричард Фрай - Наследие Ирана

Иначе J. Marquart, Eransahr, стр. 23. О парфянском титуле naxwa- dar см.: W. В. Henning, A new Parthian inscription,— JRAS, 1953, стр. 1Э5—136; A. Maricq, Hatra de Sanatrouq,—«Syria», t. XXXII, 1956, стр. 278.

A. Сaquоt, Nouvelles inscriptions arameennes de Hatra,— «Syria», t. XXIX, 1952, стр. 112.

E. Sachau, Die Chronik von Arbela,—APAW, 1915, стр. 60.

J. Marquart, EranSahr, стр. 22.

Селевкия была разрушена римлянами в 165 г. н. э., после чего Ктесифон стал главным городом парфян. Ср.: М. St reck, Seleuda und Ktesiphon, Leipzig, 1917, стр. 24.

Названия Месена-и Харакена рассматриваются в работе: U. Kahr- s t е d t, Artabanos III und seine Erben, Bern, 1950, стр. 53.

W. B. Henning, The Monuments and Inscriptions of Tang-i Sarvak,— AM, N. S., vol. II, 1952, стр. 177.

Значение слова prtrk’ (скорее титул, чем имя), читавшегося некоторыми исследователями как prtdr’ «хранитель огня», остается неясным. Я отдаю предпочтение толкованию Ф. К. Андреаса, который сопоставлял это слово с древнеперсидским титулом prtrk’ «управитель, наместник», засвидетельствованным в элефантинских папирусах. См.: W. Е i 1 е г s, Iranische Beamtenna- men, Leipzig, 1940 («Abhandlungen fiir die Kunde des Morgenlandes», Bd 25, Nr 5), стр. 119.

U. Kahrstedt, Artabanos ‘III, стр. 47, 83. Карштедт полагает, что до того как Артабан III стал парфянским царем, он был правителем «Великой Гиркании», простиравшейся якобы от Герата и Кермана до Персидского залива и Индийского океана. Не исключено, что такое предположение правильно, но все же это не более чем гипотеза. То же самое следует сказать и о дальнейших рассуждениях Карштедта (стр. 83) по поводу того, что Гиркания после 62 г. н. э. стала владением кушан и, таким образом, вышла из состава Парфянского царства. Столь же недоказанным остается и предположение о том, что Гондофар провозгласил свою независимость и вышел из-под контроля Парфии при преемниках Артабана III (стр. 47). У. Карштедт полагает, что Артабан III посадил своих родственников на троны Атропатены, Элимаиды и Персиды, но после смерти Артабана они лишились этих владений. Попытка В. Ф. Минорского связать сказание «Вис и Рамин» с гирканской династией не подкреплена надежным свидетельством (V. Minorsky, VTs-u-Ramm, a Parthian romance (I),—BSOAS, vol. XI, pt 4, 1946, стр. 759—763). l[Cp.: V. Minorsky, Iranica, London, 1964 (Publications of the University of Tehran, vol. 775), стр. 167—188.] События этого периода во 258 многом неясны.

М. Е. Массон («Новые данные по истории Парфии», стр. 49) предлагает относить период, который он именует «филэллинским» этапом истории Парфии, ко времени до 10 г. н. э., после чего начинается «антиэллинский» период. Такая датировка основывается преимущественно на результатах раскопок в Нисе, где более ранняя «греческая культура» ритонов и статуй сменяется «местной парфянской» культурой. Кажется более вероятным относить эти перемены ко времени правления Вологеза I (вторая половина 1 в. н. э.)

М. Е. Массон, Новые данные по истории Парфии, стр. 50, где рассматриваются названия городов.

Мы уже упоминали о царствах и сатрапиях, входивших в состав Парфянской державы. Степень зависимости их от центральной власти была различной — обстановка часто менялась, причем не последнюю роль здесь играла борьба за аршакидский престол. Парфянская держава многими учеными определялась как феодальная, а мелкие владетели и даже сатрапы рассматривались в качестве вассалов «великого царя». Эта терминология, заимствованная из западноевропейской истории, может ввести в заблуждение. Парны были кочевниками с кочевническими традициями власти. Они завоевали оседлые области, в которых сохранялись черты как ахеменидской системы управления, так и более поздней селевкидской. При первых Аршакидах греческая культура и идеология продолжают господствовать, что вполне естественно. Кочевое племя, отнявшее власть у эллинистической монархии, в течение долгого времени — до Митридата I или даже до Митридата II — должно было ощущать ненадежность своего нового положения. Кочевнические традиции еще очень сильны при первых аршакидских царях. Но и позднее, когда государство вполне сложилось, внутренние кризисы и борьба на два фронта (с римлянами — на Западе, с кушанами — на Востоке) вели к ослаблению центральной власти и усилению родовой знати.

Можно не сомневаться, что парфяне заимствовали свои основные представления о царе и царском достоинстве у Селевкидов и Греко-Бактрии; раннеаршакидское государство в своей организации и идеологии должно было иметь много общего с селевкидской державой и другими эллинистическими царствами. Но существовал ряд черт, отличавших парфянского царя от эллинистического монарха. Уже отмечалось выше существование необычного порядка престолонаследия у индо-парфян. Мы не располагаем такими же сведениями для самих парфян, но, возможно, отголосок такого порядка наследования следует видеть во вступлении на престол Митридата I (брата и преемника Фраата I), а также в других, более поздних случаях, когда преемником царя оказывался его брат. Переход царской власти к самому старшему или наиболее влиятельному лицу в большой семье или в роде встречается в кочевнических государствах Центральной и Средней Азии. Именно здесь, а не в матриархате или в матрилинейном наследовании, как мне кажется, лежат истоки порядка престолонаследия, характерного для индо-парфян и, может быть, для Аршакидов 1. Это не исключает, конечно, важной роли цариц в Парфянском государстве (как и во многих других монархиях), но нет никаких сведений о том, что матрилинейность в парфянской системе наследования престола имела решающее значение.

Нарастающая «феодализация» Парфянского царства проявляется в таких деталях, как распространение единообразного костюма воина и инсигний в период после Митридата II 2. Действительно, после Митридата II, когда прямая линия царей, идущая от основателя династии, прекратилась, значение родовой знати с ее синедрионом или советом (Страбон, XI, 516) возросло в такой мере, что знать утверждала вступление на трон, а иногда даже назначала царя царей. Слабость центральной власти проявлялась и в том, что, по-видимому, не существовало фиксированного порядка престолонаследия, узаконенных норм, которые бы определяли выбор нового царя среди представителей династии.Переплетение традиций рода и родовой иерархии знати с административной системой, унаследованной от Ахеменидов и Селевкидов, наложило отпечаток и на титулатуру должностных лиц и правителей отдельных областей Парфянской державы. Во многих случаях, очевидно, одни и те же должности обозначались по-разному.

Когда парфяне завоевали земли Селевкидов, находившиеся под непосредственным управлением греков, они встретились с городами полисного типа и городами, которые выросли из военных колоний. Парфяне застали и старую, восходящую еще к Ахеменидам систему сатрапий, уже частично видоизмененную, а также селевкидские епархии и гипархии, видимо находившиеся в подчинении сатрапов. Многие из епархий территориально совпадали с сатрапиями. В первый период своего владычества парфяне проводили политику поощрения полисов и греческой культуры и, очевидно, сохраняли прежнюю селевкидскую систему администрации в тех районах, где она существовала. Мы знаем, например, о некоем Багазе, которого Митридат I назначил правителем Мидии (Юстин, XLI, 6, 7), а также о Гимере, правившем Месопотамией (там же, XLII, 1, 3). В греческой надписи Митридата II, высеченной на знаменитой Бехистунской скале, упомянут титул «сатрап сатрапов», созданный по аналогии с титулом «царь царей» 3. Должность сатрапа, видимо, утратила свое прежнее значение правителя огромной территории, но титул «сатрап» продолжает часто встречаться в античных источниках 4. Можно полагать, что одна из причин усиления знати кроется в пожалованиях великим царем уделов своим родным и приближенным, главным образом в областях, через которые проходил древний путь из Селевкии на Тигре в Бактрию и Арахосию. Со временем эти земли, составлявшие первоначально царский домен, стали мало чем отличаться от областей, управлявшихся наместниками,— Армении, Адиабеиы и других. Смешению парфян с местной аристократией способствовали и брачные союзы.