Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Однако даже без массового уничтожения решающим оказывалось количество. Если охотники и собиратели решали сражаться — как это случалось на столь многих колониальных рубежах в Новое время, — они могли уничтожить эту странную сельскохозяйственную деревню. Однако вслед за этим попросту продолжали бы прибывать все новые колонисты, «задавливая массой» сопротивление. В качестве альтернативы охотники и собиратели могли избрать отступление. Однако как бы далеко они ни отступали, в конце концов появлялись новые земледельцы и скотоводы, вырубая все больше деревьев и повсюду разнося микробов. В итоге охотники и собиратели оказывались в местах, которые земледельцы и скотоводы попросту не могли бы использовать, — таких, как Сибирь или Сахара.

Вторая теория утверждает, что ничего подобного не происходило, поскольку первые земледельцы и скотоводы на большей части регионов, показанных на рис. 2.4, вообще не были потомками иммигрантов с территории Холмистых склонов. Они были местными охотниками и собирателями, которые сами переходили к оседлости и становились земледельцами и скотоводами. У Салинза земледелие и скотоводство выглядят крайне непривлекательно по сравнению с «обществом первоначального изобилия». Однако, по всей вероятности, охотникам и собирателям редко приходилось просто делать выбор между двумя образами жизни. Земледелец или скотовод, который оставлял свой плуг и переходил к бродячей жизни, вряд ли пересекал при этом некую резко выраженную границу и вступал на территорию охотников и собирателей. Скорее он приходил в деревни, где люди занимались сельским хозяйством чуть менее интенсивно, нежели это делал ранее он (возможно, они обрабатывали свои поля мотыгами, вместо того чтобы их вспахивать и вносить навоз). Затем он приходил к людям, которые занимались сельским хозяйством еще менее интенсивно (возможно, они выжигали участки леса и обрабатывали их до тех пор, пока они обратно не зарастали сорняками, а затем перемещались дальше). И наконец, он приходил к людям, которые полностью полагались на охоту и собирательство. Идеи, люди и микробы перемещались взад и вперед через всю эту широкую контактную зону.

Когда люди осознавали, что соседи, более интенсивно занимавшиеся сельским хозяйством, уничтожали дикие растения и изгоняли животных, от которых зависел их охотничье-собирательский образ жизни, они могли атаковать этих вандалов или убежать. Но, помимо этого, у них была возможность «примкнуть к этой толпе» и самим более интенсивно заниматься культивированием. Вместо того чтобы сразу предпочесть занятие сельским хозяйством охоте и собирательству, люди, возможно, всего лишь решали тратить чуть меньше времени на собирательство и чуть больше времени на выращивание растений. Позже они могли решить, а не стоит ли начать выпалывать сорняки, затем решали обрабатывать землю плугом, еще затем — решали унавоживать почву. Но это была, если повторить образ из предыдущей главы, серия «детских шагов», а не один «Большой скачок» от общества первоначального изобилия к тяжкому, «ломающему спину» труду и хроническим болезням. В целом на протяжении сотен лет и тысяч миль становилось все больше людей, интенсифицировавших свое хозяйство, и все уменьшалось число тех, кто цеплялся за свой старый образ жизни. В ходе этого процесса границы сельского хозяйства медленно продвигались вперед. Никто не делал выбор в пользу иерархии и более продолжительного рабочего времени, а женщины не принимали решения, что пальцы их ног должны быть поражены артритом. Все это незаметно «прокралось» к ним.

Независимо от того, сколько каменных орудий, сгоревших семян или оснований домов раскопают археологи, они никогда не будут в состоянии доказать ни ту ни другую теорию. Но им опять-таки на помощь пришли (отчасти) генетики. В 1970-х годах Луиджи Лука Кавалли-Сфорца из Стэнфордского университета начал масштабное изучение групп крови и ядерных ДНК у европейцев. Его команда обнаружила постоянный градиент частотности генов в направлении с юго-востока на северо-запад (рис. 2.5), что, как указали исследователи, вполне соответствует археологическим свидетельствам распространения сельского хозяйства, показанным на рис. 2.4.

Их вывод был таков: после того как мигранты из Западной Азии принесли сельское хозяйство в Европу, их потомки по большей части заменили аборигенов — охотников и собирателей, вытолкнув их остатки на далекие север и запад.

Археолог Эндрю Колин Ренфрю доказывал, что сценарий Кавалли-Сфорца подтверждает также и лингвистика: первые земледельцы, по его предположению, не только заменили европейские гены генами из Юго-Западной Азии, но также заменили исконные языки Европы индоевропейскими языками с территории Холмистых склонов, оставив только изолированные очаги более старых языков — таких, как баскский. Поэтому драма выселения, которая положила конец обществу первоначального изобилия, записана в телах современных европейцев и вновь повторяется всякий раз, когда они открывают рот.

Поначалу эти новые факты лишь обострили академические споры. Лингвисты немедленно подвергли сомнению выводы Ренфрю, утверждая, что современные европейские языки отличались бы друг от друга гораздо больше, если бы они на самом деле начали отделяться от общего предкового языка шесть или семь тысячелетий назад, а в 1996 году команда из Оксфордского университета под руководством Брайана Сайкса оспорила Кавалли-Сфорца и в отношении генетики. Сайкс рассматривал митохондриальные ДНК, а не ядерные ДНК, которые изучал Кавалли-Сфорца, и вместо прогрессии в направлении с юго-востока на северо-запад, как на рис. 2.5, он выделил закономерность, которая является чересчур запутанной для того, чтобы ее можно было с легкостью отобразить на карте. Сайкс обнаружил шесть групп генетических линий, лишь одна из которых может быть убедительно связана с мигрантами из Западной Азии, занимавшимися сельским хозяйством. Сайкс предположил, что другие пять групп были намного старше и в основном вели свое начало от первоначального заселения Европы из Африки в период от 25 до 50 тысяч лет тому назад. Он пришел к выводу, что все это указывает на то, что первыми земледельцами и скотоводами в Европе были по большей части аборигенные охотники и собиратели, которые решили перейти на оседлость, а не потомки мигрантов с территории Холмистых склонов.

В 1997 году команды Кавалли-Сфорца и Сайкса яростно ополчались друг на друга на страницах American Journal of Human Genetics , но в дальнейшем их позиции неуклонно сближались. Теперь Кавалли-Сфорца считает, что иммигранты из Западной Азии — земледельцы и скотоводы — ответственны за 26-28 процентов ДНК европейцев, а Сайкс утверждает, что эта цифра ближе к 20 процентам. Говорить, что на каждых трех или четырех первых земледельцев и скотоводов Европы, происходящих от коренных обитателей, приходится один, происходящий от иммигрантов из Юго-Западной Азии, будет чрезмерным упрощением. Но это не будет большой ошибкой.