Виктор Сутормин - Вокруг Кремля и Китай-Города

Манеж. Проект А. Бетанкура. Разрез. Рисунок из книги А. Н. Боголюбова «Августин Августинович Бетанкур». М., 1969

Экзерциргауз был построен генерал-майором Карбонье менее чем за полгода, но самое примечательное в этом здании, конечно, его конструкция. Чтобы получить полностью свободное пространство, Августин Бетанкур применил уникальное по тем временам инженерное решение: поддерживающие кровлю 45-метровые фермы опираются только на продольные стены.

Впрочем, без проблем всё равно не обошлось. Стропила и перекладины были изготовлены из дерева – вот оно-то и преподнесло сюрприз: вскоре после постройки древесина от сырости начала деформироваться, к тому же в солнечную погоду крыша раскалялась, воздух на чердаке от нагрева расширялся, из-за этого кровля вздулась, появились трещины, и крыша потекла.

Пока не разобрались, грешили на кровельщиков… и тут пора рассказать одну легенду. Старшиной артели кровельщиков был мастер по фамилии Слухов, он и предложил простое решение проблемы: в крыше проделали отверстия для вентиляции, закрыв их сверху шатровыми навесами. То есть слуховые окна были так названы в честь автора конструкции, а вовсе не потому, что через них кто-то что-то слушал.

Осип Бове, в чьи обязанности входил надзор за качеством фасадов возводимых в Москве зданий, в 1825 году украсил экзерциргауз декоративными колоннами, а какая-то светлая голова из военного ведомства предложила использовать чердак для хранения табака, выдававшегося солдатам. В результате и пространство не пустовало, и никакие жучки-короеды в дереве не заводились почти целый век.

Манеж. Открытка 1890-х годов из коллекции Михаила Азарха

Ну, в 1918 году махорочку, естественно, раздали красногвардейцам, дерево начало стремительно портиться, а кровля – проседать. Когда она опустилась почти на метр, большевики, не утруждая себя поиском сложных решений, просто подвели под стропила металлические опоры. Да и зачем бы они стали мудрить, если Манеж в те годы использовался как гараж Совета народных комиссаров?

После смерти Сталина здание Манежа было возвращено городу, отреставрировано, и в нём создали выставочный зал. Именно здесь 1 декабря 1962 года Никита Хрущёв, посетивший выставку «Новая реальность», обозвал художников-авангардистов «пи***асами» и вообще выступил очень экспрессивно, так что из сказанного первым секретарем наиболее приличным было: «Нашему народу такое не нужно!»

Но генсеки преходящи, а искусство вечно…

В 1970-х годах в Манеже проходили выставки Ильи Глазунова, и очереди выстраивались такие, каких удостаивалась разве что Джоконда, выставлявшаяся здесь в 1974 году.

14 марта 2004 года в здании вспыхнул очень сильный пожар. Несмотря на все усилия и даже человеческие жертвы (погибли двое пожарных), от здания не осталось ничего, кроме стен.

Восстановленный Манеж получил дополнительный подземный этаж, лифты, эскалаторы и другие инженерные системы, превратившие его в по-настоящему современный выставочный комплекс. И можно было бы этому радоваться, если бы не тот факт, что интерьеры Манежа были полностью изменены, да и в целом свой первоначальный вид здание утратило.

Там, где Верхний сад и Средний разделены мостом, очень ярко проявляется изначальная функция Кремля – оборонительная. Мост соединяет две кремлёвские башни, Троицкую и Кутафью.

Слово «кутафья» обозначало полную, неповоротливую женщину. Такой и смотрелась эта башня, пока её в 1685 году не украсили ажурной «короной» с белокаменными деталями. Вообще же эта башня была поставлена отнюдь не для красоты, а для усиления обороны. Такие сооружения назывались «барбакан» (от средневекового латинского barbecana – «внешнее укрепление города или крепости») и служили для дополнительной защиты ворот.

Троицкие ворота и Кутафья башня. Фото 1900-х годов из собрания Е. Н. Масленникова

Аполлинарий Васнецов. В осадном сиденье. Троицкий мост и башня Кутафья, 1915

Может быть, сейчас башня выглядит странновато, но лет четыреста назад это было последнее слово фортификации. Отводную стрельницу окружали Неглинка и ров, заполненный водой. Единственный вход в укрепление закрывался подъёмным мостом. По окружности второго этажа шли бойницы подошвенного боя и машикули – так назывались навесные бойницы (от средневекового фр. mache-col – «бить в голову»), предназначенные для поливания кипящей смолой супостата, «буде отважится оный пойти на приступ». Башню построили в 1516 году под руководством миланского архитектора Алевиза Фрязина.

И вот здесь самое время рассказать о приключениях итальянцев в России.

Фрязин – это вовсе не фамилия, это наименование по географическому признаку. В XIV–XV веках словом «фрязин» (искажённое «франк») называли генуэзцев и венецианцев, добравшихся до Руси раньше других жителей Римской империи, а потом и всех итальянцев. Алевиз – так преобразовалось в русских документах непривычное для русского уха имя Алоизий.

Но если рассказывать с самого начала, то первым из попавших в Россию итальянцев был человек, упоминавшийся в летописях как Антон Фрязин. Он приехал в Москву в 1469 году в составе свиты польского кардинала Виссариона, чья миссия заключалась в подготовке брака Ивана III и Софьи Палеолог. Как попал в эту свиту зодчий Антонио Джиларди, не очень понятно. Возможно, сама Софья выразила желание, чтобы резиденцию для неё создал европейский архитектор, потому что будущей царице требовалось не только жильё, но и помещение для библиотеки. Те книги и манускрипты, которые ей предстояло привезти с собой как часть приданого, имели огромную ценность уже тогда, а сейчас легендарная библиотека Ивана Грозного вообще стала сказочной грёзой любого археолога.

Во всяком случае, первая из башен, построенная Антонио Джиларди, неспроста называлась Тайницкой. Сохранились свидетельства, что от неё шли тайные подземные ходы – один в сторону реки, а другой – в глубь Кремля, к царским палатам.

Вторая построенная им башня называлась Свибловой (поскольку рядом располагались палаты бояр Свибловых), впоследствии – Водовзводной. Слегка перестроенная, она дошла до нашего времени, много всякого пережив. В 1805–1806 годах башню разобрали до фундамента и сложили вновь, но в 1812 году отступавшие из Москвы французские войска башню взорвали. Восстановил ее в 1816–1819 годах Осип Бове, о котором я уже рассказывал (тоже, кстати, итальянец по происхождению, только его фрязином уже никто не называл, хотя фамилию Бова переиначили по тогдашней моде на французский манер).