Виктор Сутормин - Вокруг Кремля и Китай-Города

Императрице уже доносили о том, что её придворный архитектор вступил в масонскую ложу, однако Екатерину при всей её нелюбви к масонам гораздо сильнее беспокоило другое – то, что при каждом своём приезде в Петербург Баженов встречался с цесаревичем Павлом. Отношения Екатерины с наследником ухудшались с каждым годом, она всерьёз опасалась дворцового переворота и даже в Царицыно столь неудобным маршрутом приехала из-за слухов о возможном покушении. На что там могут масоны надоумить Павла Петровича и какие по его желанию тайные ходы и дверцы способен построить Василий Иванович – дело тёмное… а бережёного Бог бережёт.

Резиденцию, на которую зодчий потратил десять лет жизни, императрица осматривала недолго. Прошлась по аванзалам Большого дворца, завернула в боковой корпус окинуть монаршим взором предназначенные для неё покои, после чего – мрачная, не промолвив ни слова – в сопровождении свиты направилась к карете.

Баженов, днём раньше получивший повеление представить государыне супругу и семейство, уже понял, что день триумфа обернулся днём краха. Но он умел держать удар.

– Государыня! – сказал он с низким поклоном. – Я достоин Вашего гнева, ибо не имел счастья угодить Вам, но жена моя ничего не строила.

Императрица остановилась и обернулась. Не удостоив никого ни словом, ни улыбкой, допустила всё семейство к руке и уехала.

Что Баженов попал в немилость, поняли все. Официально было объявлено, что строениям необходимы некоторые внутренние переделки, осуществление которых возлагалось на Матвея Казакова. Ученик постарался, насколько это было возможно, сохранить общий замысел учителя, но всё равно в итоге Главный корпус был снесён до основания и на его месте возведён новый, уже по проекту Казакова, утверждённому Екатериной.

Каковы были истинные причины произошедшего, мы никогда не узнаем, и нет смысла перебирать версии, которых существует едва ли не три десятка. Скорее всего, просто имело место злосчастное стечение обстоятельств: стройка затянулась, и за это десятилетие изменились и вкусы императрицы, и её настроение. Екатерина любила дворцы, и ей нравилось заказывать новые – как новые платья, к примеру; но она была по-женски непостоянна и могла охладеть и к зодчему, и к его замыслам. К тому же на мызе Пелла под Петербургом как раз тогда начали строить ещё один дворец, план которого государыня одобрила всего за пару месяцев до приезда в Царицыно.

Царицыно. Проект дворца с рисунка Казакова. План дворцовых построек. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904

«Стройка – дело дьявольское: она пожирает деньги, и чем больше строишь, тем больше хочется строить. Это – болезнь, как запой…» – сетовала Екатерина в одном из писем.

Что ж, деньги были вложены, и строительство дворца следовало как-то закончить. Тем более что князь Потёмкин-Таврический предложил профинансировать оставшиеся работы из своих личных средств (он очень любил это имение, где ещё до начала строительства прожил с Екатериной несколько очень счастливых дней). Но тут началась новая война с Турцией, князь уехал командовать армией, и работы опять приостановились. А после внезапной кончины Потёмкина в 1791 году стало совсем непонятно, будут ли работы когда-нибудь продолжены.

Прошло ещё года два, и Екатерина всё же повелела закончить постройку. Теперь уже Казакову пришлось вносить изменения в свой проект (центральная часть дворца стала ниже на один этаж), а вдобавок предстояло разобрать построенные Баженовым Большой Кавалерский и Камер-юнгфарский корпуса – в новой композиции они заслоняли вид на фасад Главного корпуса.

Баженову это было уже безразлично. В первые годы после отставки он вообще не мог работать, хотя Матвей Казаков и глава Экспедиции Кремлёвского строения Михаил Измайлов пытались ему помочь: они сговорились, что проекты переделки дворцов подготовят оба архитектора, но Казаков свой придержит, чтобы матушка-императрица первым увидела проект опального зодчего, а не его ученика, к которому весьма благоволила. Но Баженов не принял их план, осознав, что для Екатерины Великой строить ему не суждено.

Тем не менее оказаться у Екатерины в опале автоматически означало покровительство со стороны цесаревича. Павел ощущал себя наследным принцем наподобие Гамлета, у которого коварная мать похитила корону, принадлежавшую ему по праву. «Сразиться с целым морем бед» Павел Петрович не решался, но хотя бы свой собственный Эльсинор построить хотел.

Цесаревич использовал своё влияние на то, чтобы Баженову предложили должность архитектора при Адмиралтействе. Строить склады в Кронштадте, да ещё и по чужим проектам, для Баженова было то же самое, что Рокотову мыть кисти малярам. Но он занимался этим, потому что верил в счастливую звезду наследника престола, ведь Павлу 38, а государыне уже 63, и при новом императоре всё пойдёт совершенно по-иному…

Развалины дворца. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904

Императрица скончалась на шестьдесят седьмом году жизни, и на престол взошёл Павел I. В лавине реформ, обрушенной Павлом на Россию, нашлись дела и для Баженова – император сделал его вице-президентом Академии художеств. Достраивать заброшенное Царицыно Павел не пожелал, все затеи покойной матушки были ему глубоко противны, да и Баженов вряд ли мечтал вернуться к этой работе – слишком много боли она ему принесла.

Он уже немолод, разменял седьмой десяток. Занимается делами Академии художеств, а также проектирует для Павла I дворец-замок по собственноручным наброскам государя и надзирает за строительством, которым руководит архитектор Винченцо Бренна.

Павел I жил в постоянном ожидании дворцового переворота, поскольку понимал, что своими реформами настроил против себя и армию, и дворянство. Потому от резиденции требовалась прежде всего надёжность. Отделённый от города водами Мойки и Фонтанки, а также специальным рвом, с толстыми стенами и укреплённым входом, Михайловский замок этим требованиям отвечал. Он мог бы выдержать штурм – но не измену. Впрочем, зодчему не суждено было дожить ни до окончания строительства, ни до гибели своего покровителя. Баженов умер от апоплексического удара в августе 1799 года.

Император вселился в Михайловский замок, едва там просохла штукатурка. Но судьба Павла I была уже предрешена. Ровно через сорок дней (в ночь с 11 на 12 марта 1801 года) он был убит именно здесь. Наутро сын его Александр Павлович вышел к придворным и дрогнувшим голосом промолвил: «Батюшка скончался апоплексическим ударом. При мне всё будет, как при бабушке».