Виктор Сутормин - Вокруг Кремля и Китай-Города

Это первый скульптурный памятник в столице. Идея установки памятника возникла на родине Кузьмы Минина, и воздвигнуть его собирались в Нижнем Новгороде «на том самом месте, где Минин представил народу всё имущество своё и воспламенил тем соревнование своих сограждан». В объявленном конкурсе на сооружение памятника победил скульптор Иван Мартос, и 1 января 1809 года императорским указом было объявлено о начале всенародного сбора средств. Разумеется, Александр I вполне мог установить монумент и за счёт казны, но он считал правильным дать возможность каждому жителю России принять личное участие в этом достойном деле. Гравюры с изображением утверждённого проекта были разосланы по всей России, чтобы люди могли видеть, каким станет памятник, на который они жертвуют свои деньги. Единственное вмешательство, которое позволил себе император Александр, – повелел памятник установить не в Нижнем, где всё начиналось, а в Москве на Красной площади, где всё закончилось.

Открыть памятник намеревались в 1812 году, в ознаменование 200-летия победы над Смутой, но случилось это в феврале 1818 года, уже после победы над Наполеоном и восстановления Москвы.

Пятиметровый бронзовый монумент весом в 20 тонн, отлитый в Петербурге мастером Василием Екимовым, доставили в Москву водным путём, причём с остановкой в Нижнем Новгороде в знак благодарности нижегородцам за участие в создании памятника и за героизм, проявленный ими в Смутное время. Открывали памятник при огромном стечении народа и в присутствии царской фамилии, и лично Александр I командовал войсками, прошедшими торжественным маршем мимо «гражданина Минина и князя Пожарского». Тогда памятник абсолютно не мешал проведению парада, хотя и стоял почти в центре Красной площади.

Памятник Минину и Пожарскому. Фото из альбома Н. А. Найдёнова «Москва. Виды некоторых городских местностей, храмов, примечательных зданий и др.». М., 1884

Ну а большевикам с их любовью к массовым манифестациям и парадам бронетехники памятник, конечно, был как бельмо на глазу. А может, они всё никак не могли забыть эпиграмму, оставленную анонимным автором на гранитном постаменте в дни переезда советского правительства из Петрограда в Москву:

В 1931 году памятник передвинули к Покровскому собору. Этот перенос нарушил систему стока воды и конденсата (фигуры пустотелые, и на внутренних поверхностях оседают капельки воды вследствие суточных колебаний температуры), поэтому за прошедшие годы монумент пришёл в аварийное состояние, и в 2011 году памятник реставрировали. Бронзовой плитой на задней стороне постамента реставраторам пришлось заниматься ещё раньше – после того, как она упала, придавив человека, пытавшегося её снять и утащить. Собиратель цветных металлов не предполагал, что плита весит 300 кило, и не рассчитал свои силы.

Памятник Минину и Пожарскому. Фото 1900-х годов из альбома издательства Hebensperger & C о. Рига

С барельефом, расположенным на передней стороне постамента, ничего особенного не происходило, но мало кому известно, что в образе безбородого мужчины, приведшего в ополчение двоих сыновей, скульптор изобразил самого себя.

В древности самым подходящим местом для оглашения указов правителя была рыночная площадь, и поэтому здесь, посреди Торга, напротив крепостных ворот, воздвигли возвышение, с которого к народу обращался представитель власти – обычно думный дьяк, но бывало, что и сам государь. В частности, Иван IV произнёс с Лобного места речь, оставшуюся в истории (а заодно и в народном сознании – в виде мифа о добром царе и плохих боярах).

Обращаясь к митрополиту Макарию, но во всеуслышание Иоанн Васильевич сказал: «Молю тебя, святый владыко! Будь мне помощником и любви поборником; знаю, что ты добрых дел и любви желатель. Знаешь сам, что я после отца своего остался четырёх лет, после матери осьми; родственники о мне небрегли, а сильные мои бояре и вельможи обо мне не радели и самовластны были, сами себе саны и почести похитили моим именем и во многих корыстях, хищениях и обидах упражнялись, аз же яко глух и не слышах и не имый в устах моих обличения, по молодости моей и беспомощности, а они властвовали. О, неправедные лихоимцы и хищники и судьи неправедные! Какой теперь дадите нам ответ, что многия слезы воздвигли на себя? Я же чист от крови всей, ожидайте воздаяния своего!»

Постращав бояр, молодой царь обратился к земским выборным и народу, поклонившись при этом на все стороны: «Люди Божьи и нам дарованные Богом! Молю вашу веру к Богу и к нам любовь. Теперь нам ваших обид, разорений и налогов исправить нельзя вследствие продолжительного моего несовершеннолетия, пустоты и беспомощности, вследствие неправд бояр моих и властей, бессудства неправедного, лихоимства и сребролюбия; молю вас, оставьте друг другу вражды и тягости, кроме разве очень больших дел: в этих делах и в новых я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять и похищенное возвращать!»

Фёдор Алексеев. Красная площадь и храм Василия Блаженного, 1801

Тут, конечно, все прослезились и подумали: «Строгий, но справедливый…» – однако дальнейшие годы царствования Иоанна Грозного расставили всё по своим местам.

Вопреки установившимся представлениям, на Лобном месте никогда никого не казнили. Напротив, оно служило для торжественных богослужений, а потому негоже было столь почтенное возвышение марать кровью злодеев.

Казни на площади действительно совершались, только не на Лобном месте, а где-то поблизости, на специально сооружаемых каждый раз деревянных помостах. Так это было, например, в октябре 1698 года, когда Пётр I казнил здесь взбунтовавшихся стрельцов – кого самолично, а кого и руками своих сподвижников (Алексашка Меншиков отрубил 20 голов, князь-кесарь Ромодановский – 4 головы, а бояре, привлечённые к экзекуции в добровольно-принудительном порядке, – уж кто сколько сумел).

Благодарственное молебствие на Красной площади по случаю победы, одержанной русскими войсками над австро-венгерской армией в Галиции, 5 сентября 1914. Фото из журнала «Искры»